Александр Матюхин - Самая страшная книга 2018 (сборник)

Тома тряслась на заднем сиденье, глядя в окно с выражением ребенка, впервые увидавшего море.

Летом Роман к Лопатиным обычно ездил один раз в месяц, купить необходимые вещи, что на огороде не вырастить и в лесу не добыть. Еды в основном и с хозяйства хватало. Лишний раз путешествовать до деревни не хотелось. Жизнь одиночки полностью устраивала Романа, хватало компании Томы.

Скоро показалась деревня. Унук остановил машину у двухэтажного дома. Первый этаж был переделан под магазин, а на втором жили сами хозяева – чета Лопатиных.

В помещении жужжал настоящий кондиционер.

Рита Лопатина, тучная женщина в белой майке, сидела за прилавком, курила, читая «Комсомолку». Из старенького радио хрипел Лепс. Увидев Романа с женой, Рита медленно встала, комната сразу в размерах уменьшилась.

– Ничего не продам и не возьму, разворачивайся!

Роман вздохнул.

Рита стукнула кулаком по прилавку, стекло задребезжало.

– Знаешь, что твоя паскудина учудила?! Разворачивайся!

– Рит…

– Не риткай! Я ей в долг бутылку отказалась дать, так она, сука такая, узнала, когда я с Жекой в город еду, во двор мимо собак проскользнула, жалко не погрызли тварь, и насрала мне в беседке. Насрала! После всего, что я для нее делала! В замке дрянь копалась. Я уж ей волосы подрала. К ментам пойду! Я…

– Не ори, – перебила Тома, – она не наша дочь. Лучше бы в городе и пропала.

Роман с удивлением посмотрел на жену. Седые брови нахмурены, но на губах… прежняя улыбка.

– Ты кому рот закрываешь, овца?! Давно дурочкой быть перестала?! Дрянь больная! – Рита повернулась к Роману. – Забирай свою больную и катись отсюда колобком! Другим свое говно толкайте! Ничего не возьму и не продам! Вон!

Роман взял жену за руку.

– Пойдем.

– Вот, вали! Свиньи! Иди дальше кроликов стреляй! Вали! А Ирочка ваша у меня попляшет! Мразь! Она мне по гроб жизни обязана, а так отплатила! Убийца! Мразота!

Старик на мгновение замер, внимательно посмотрел на Риту и вышел.

После прохлады магазина улица обдала жаром. Унук ждал, опираясь на машину. Виновато улыбнулся и протянул Роману сигарету. Дорогую. С фильтром.

– Все слышал? – старик дрожащими руками зажег спичку.

– Этот ор вся деревня теперича слышала. Да не ссы, я с ней побалакаю. Она баба такая… крикливая, но нормальная. Отойдет.

– Сами справимся, – сказала Тома и села в машину.

Унук пожал плечами, сплюнул коричневым и похлопал Романа по плечу.

– Непростая у тебя женка.

– Красиво.

Тома смотрела на небо. Чудище сидело рядом со старухой, закопав когти в землю, и протяжно стонало.

– Да. Океан искр, так батя любил говаривать. Он в детстве меня в лес из города возил, голову поднимаешь, а небо сверкает, что брюликами расшито. Тогда в деревню и влюбился…

– Что там, как думаешь? Бог?

Роман пожал плечами.

– Всякое может быть.

– Бог… Почему он с нами так?

– Так?

– Деревенские… Они ведь сразу нас доставать начали, только мы из города приехали. А теперь полжизни тут прожили, а чужими остались. Унук только один… А Ирка… Вот в кого она такая? Мы ведь все для нее. Деньги на учебу собирали, в город отправить. А она… – Тома махнула рукой. – Что там? Я ведь никогда не задумывалась. Некогда было. Родители верить заставляли, я и слушала. Не вера, а привычка какая-то. Что там? Когда росли, говорили, что космос один. Теперь вот опять про Бога поют. А что на деле?

Чудище вынуло когти и медленно, точно красуясь, прошествовало по двору, голое тело лоснилось в лунном сиянии. Постояло немного, задрав голову, и ушло в погреб.

– Узнаем. Все мы узнаем, когда часы пробьют.

Старик чмокнул жену.

Первое яйцо влетело в окно, стекло пронзительно задребезжало. Второй снаряд упал дугой и разбился у ног старика, забрызгав брюки. Роман услышал смех.

Нечисть выскочила из погреба, одним прыжком перемахнула изгородь и исчезла в кустах. Смех сменил крик.

Роман подбежал к забору и в серебряном свете разглядел крикунов. Дети. Двое. Бегут. И за ними шаг в шаг скачет чудище. Нагоняет. Оно выросло в размерах и уже напоминало не кошку, а здорового волкодава. Еще немного, и настигнет. Ружье в сарае. Патроны в комнате. Твою-то мать. Еще скачок – и все, нету детей. Мальчишка падает.

– Марьяночка! – крик Томы.

Тварь взвыла. И остановилась. Роман выдохнул.

Каждый удар сердца отдавал болью. А удары частые. Ноги слабые. Сел прямо на землю, спиной на забор оперся, закрыл глаза. В темноте красные цветы пляшут.

Почувствовал прикосновение. Нависает Тома. Лицо испуганное. Рядом чудовище, опять маленькое. Скалит пасть, зубы мелкие, частые и очень острые. Как у гусей зубчики.

Роман потерял сознание.

Сперва вернулась боль. Колючей проволокой грудь опутало.

Роман привстал на кровати.

Тома сидела в стареньком ободранном кресле у окна. В глазах слезы. За окном уже рассвело, теплые лучи искрились на серебряных волосах жены.

– Марьяна… – начала она.

Старик сжал край одеяла. Прикрыл глаза. Не горячись. Успокойся. Промолчи.

В груди кололо. Голова кружилась.

– Тамара, – сказал Роман, – мы больше не…

– Марьяна! Она убежала! Пропала… Надо искать. Я тебя до кровати кое-как дотащила, она все рядом крутилась, помочь хотела, а потом я оглянулась, и нету…

Роман прикусил губу. Вздохнул. Боль потихоньку отступала. Старик встал, покачал головой и покинул комнату.

В голове пульсировала обида. Детская, почти до слез. Все ей Марьяна.

Вышел на крыльцо. В земле остались лунки от когтей. Старик начал скручивать папиросу.

«Убийца»!

Табак рассыпался. Роман ударил деревянную дверь. На костяшках выступила кровавая роса.

Надо узнать. Точно. Слухи давно ходили.

Прикрыл глаза и начал насыпать табак заново. Закурил.

Вернулся в дом. За самокруткой тянулась нить дыма. Тома сидела, прикрыв лицо ладонями.

– Мы уже говорили, в доме курить нельзя. Ты…

– Я еду искать… Марьяну. Не выходи никуда. Здесь будь.

Выплюнув эти слова, Роман, не дожидаясь ответа, ушел.

Шаг. Укол. Шаг. Укол. Роман пошел в обход, чтобы не встречаться с деревенскими. Солнце окутывало пылающим саваном, дышать было тяжело.

Дом, в котором прозябала Ира, со всех сторон прикрывал сор, заполнявший двор целиком. Сор вымахал почти в человеческий рост. К крыльцу была кое-как прорублена дорожка. Роман заколотил в дверь, та со скрипом приоткрылась. Старик подождал и вошел. Воняло кислятиной. В зале работал пузатый телевизор, показывал синий экран. Накрытый рваной скатертью стол, беспорядочно разбросанные бутылки, над остатками жратвы кружат мухи.

Ира лежала на диване, прикрытая одной простыней.

– Просыпайся! – Роман пнул край стола, бутылки с грохотом посыпались на пол.

Дочь испуганно вскочила, огляделась. Растрепанная, сонная. На мгновения старик вспомнил другое.