Стивен Кинг - Томминокеры

Ньютон Беррингер, городской управляющий Хейвена, сказал, что все глубоко скорбят о смерти миссис Маккосланд. «Это была великая женщина, – заявил он, – и мы все ее очень любили». Жители Хейвена говорят то же самое, многие не могут удержаться от слез, вспоминая миссис Маккосланд.

Ее государственная служба в Хейвене началась в…

Разумеется, связь обнаружил дедушка Хилли. Эв Хиллман, изгнанный из родного города, некогда вернувшийся со Второй мировой с двумя стальными пластинками в голове, которые напоминали о том, как во время битвы при Балге рядом с ним взорвалась фашистская ручная граната.

Утро понедельника, последовавшего за воскресным взрывом в Хейвене, застало его там же, где и все предыдущие утра – в триста семьдесят первой палате в больнице Дерри, возле кровати Хилли. Эв снял меблированную комнату на Лоуэр Мэйн-стрит, чтобы было где проводить ночи – в основном бессонные, – после того как сиделки его наконец выставляли за дверь.

Иногда в темноте ему мерещилось, будто в трубах канализации кто-то хихикает, и тогда он думал: «Ты сходишь с ума, старый хрыч». Но это было не так. Порой Эв и сам мечтал свихнуться.

Он пытался говорить с персоналом о том, что, по его мнению – нет, убеждению, – случилось с Дэвидом на самом деле. Старика жалели. Сперва он не замечал этой самой жалости; правда выяснилась, только когда Эв совершил ошибку, встретившись с репортером. Тогда-то у него и открылись глаза. Старик думал, им восхищаются из-за преданности внуку и сочувствуют из-за того, что мальчик, кажется, угасает… Но кроме того, деда считали чокнутым. Маленькие дети не исчезают в результате фокусов, показанных на заднем дворе. Чтобы знать подобные вещи, не нужно даже заканчивать курсы сиделок.

Некоторое время пробыв одиночкой в Дерри, наполовину свихнувшись от переживаний за Хилли и Дэвида, от презрения к самому себе за «постыдную трусость», от страха за Рут Маккосланд и прочих жителей Хейвена, Эв наведался в маленький бар неподалеку от съемной квартиры. Здесь, беседуя с барменом, он услышал о парне по имени Джон Смит, который преподавал некоторое время в соседнем городке Кливз-Миллз. Смит пролежал годы в коме, потом очнулся и стал ясновидящим. Несколько лет тому назад бедолага тронулся умом и пытался убить некоего Стиллсона, кандидата в президенты США от Нью-Хэмпшира.

– Не верится мне во все эти истории с ясновидением, – высказался бармен, подливая Эву пивка. – Дурят нас, как хотят, лично я так считаю. Но если вы знаете занятную байку… – По намекам Эва, он мог бы порассказать такое, что «Ужас Амитивилля» покажется доброй сказочкой на ночь. – …с ней надо к Брайту из «Бангор дейли ньюс». Он писал про Смита. Этот парень иногда к нам заглядывает на кружечку пива, и вот он, доложу я вам, на самом деле верит, будто Джонни мог что-то такое видеть.

Эв к тому времени залпом осушил три кружки – в самый раз, чтобы поверить в существование простых решений. Он встал, направился к платному телефону, оставив на стойке мелочь, и набрал номер «Бангор дейли ньюс». Дэвид Брайт оказался на месте, так что разговор состоялся. Эв не стал выкладывать все сразу, только дал понять: дескать, есть одно запутанное дело, он и сам еще не до конца разобрался, но люди должны обо всем узнать, и немедленно.

Судя по голосу, Брайт заинтересовался. Даже вроде бы проникся сочувствием. Спросил, когда Эв может приехать в Бангор (Брайт и не закинулся о том, чтобы лично наведаться в Дерри для интервью, что уже само по себе должно было подсказать старику: мол, не стоит переоценивать доверие и сочувствие собеседника). Тот спросил, а нельзя ли сегодня же вечером.

– Ну… я здесь пробуду еще часа два. Вы успеете до полуночи, мистер Хиллман?

– Уж будьте уверены, – резко ответил дед и повесил трубку.

На улицу он вышел пружинистой походкой, с горящим взором, по виду – лет на двадцать моложе, чем та развалина, что, шаркая, заходила внутрь.

Но до Бангора было двадцать пять миль, и пиво успело выветриться. К зданию «Бангор дейли ньюс» Эв приблизился уже совершенно трезвым. Мало того, в голове гудело, и мысли путались. Он и сам понимал, что рассказывает ужасно, то и дело возвращаясь к подробностям «Магического представления», к тому, как выглядел Хилли, к своей уверенности, что Дэвид Браун взаправду исчез. А потом Эв умолк… Точнее сказать, илистый колодец его красноречия окончательно пересох.

Брайт постукивал карандашом по столу, не глядя на собеседника.

– То есть, мистер Хиллман, вы за все это время ни разу не заглянули под платформу?

– Нет… Нет, но…

Вот теперь репортер посмотрел на него. Очень добрым взглядом. Но в нем было нечто, от чего у Эва тут же открылись глаза: этот человек считает его безумным, как Мартовский Заяц.

– Все это весьма любопытно, мистер Хиллман…

– Забудьте. – Эв поднялся со стула. Тот отлетел к стене и чуть было не опрокинулся. Старик лишь краем уха слышал, как стрекочут клавиши текстовых процессоров, звонят телефоны, смутно видел, как туда-сюда снуют люди с бумагами. Однако яснее всего он чувствовал, что на дворе уже полночь, что он устал и вот-вот сблюет от страха и что репортер принял его за сумасшедшего. – Не обращайте внимания. Время позднее; вас, должно быть, родные дома заждались.

– Мистер Хиллман, посмотрите на это с моей точки зрения, и вы поймете…

– Я уже смотрю, – оборвал его Эв. – В первый раз, наверное. Мне пора, мистер Брайт. Мне предстоит долгая дорога, а в больнице приемные часы начинаются с девяти. Сожалею, что отнял ваше время.

И стремительно вышел на улицу. Вот ведь не зря говорят: «Старого дурака ничем не исправишь», – со злостью напоминал он себе. Сегодняшний случай показал совершенно ясно, кто самый круглый старый дурень на свете. Чтоб Эв еще хоть раз попытался поведать людям о том, что творится в Хейвене! Будь он проклят, если позволит еще хоть кому-нибудь смотреть на себя подобным взглядом.

Да никогда в жизни!

Его решимости хватило ровно на пятьдесят шесть часов. А потом на глаза попались кричащие заголовки свежих газет. Просмотрев их, старик немедленно захотел увидеться с человеком, который будет расследовать дело об исчезновении полицейских. Ко всему прочему, Дуган – так его назвали в газете – знал Рут Маккосланд, причем настолько хорошо, что в разгар расследования собирался выкроить время, чтобы лично выступить на ее похоронах. Похоже на чертовски близкое знакомство, прикинул Эв.

Вот только место прежнего огня и задора заняли горечь, страх, безнадежность. Да еще эти статьи с первой полосы отняли последнее мужество. «Хейвен превратился в змеиное гнездо, и вот змеи начали жалить. Нужно убедить хоть кого-нибудь, но как? Возможно ли донести до людей, что в городишке завелась телепатия и невесть что еще? Особенно если я сам уже с трудом понимаю, как пришел к подобному выводу. Если я сам толком ничего не видел. Как? И ведь главное: все, шут возьми, происходит у них под носом, а никто ничего не видит! Целый город под боком слетел с катушек – и хоть бы кто заподозрил…»