Стивен Кинг - Томминокеры

Старик вернулся к некрологам. Рут спокойно смотрела на него с одной из странных газетных картинок, состоящих сплошь из густо натыканных точек. Такие ясные, искренние, красивые глаза.

В Хейвене наверняка найдется как минимум пять, а то и не меньше дюжины мужчин, которые были в нее влюблены, а она об этом даже не догадывалась. Старику вспомнился вечер, когда он увозил Хилли, пока горожане сбивались в команду для поиска Дэвида.

«Ты могла бы поехать с нами, Рути». – «Эв, я не могу… Свяжись со мной».

Он один раз попытался, надеясь вызвать Рут в Дерри, где она окажется вне опасности… и сумеет как-то повлиять на ход событий. Запутавшийся, несчастный, уже тоскующий по дому старик был даже не уверен, что для него важнее – первое или второе. Он трижды звонил напрямую в Хейвен, в последний раз после встречи с Брайтом, и не мог дозвониться. Связался с оператором поддержки: ему сообщили о каких-то «проблемах на линии». Не будет ли он любезен повторить попытку немного позже? Эв положил трубку в полной темноте и снова услышал смех из канализации.

Не прошло и трех дней, как Рут сама с ним связалась. Через страницу некрологов.

Дед перевел глаза на Хилли. Мальчик спал. Врачи отказывались называть это комой: по их словам, мозг выдавал какие-то не те волны, соответствующие состоянию глубокого сна. Эва не интересовали их термины. Он чувствовал: Хилли ускользает в иную реальность. А уж куда он уйдет – в аутизм (дед понятия не имел, что означает это слово, но оно пару раз проскочило в разговорах врачей, когда те приглушенно перешептывались между собой, думая, будто бы он ничего не слышит) или в кому, – велика ли разница? Названия не важны. Сознание мальчика угасает – вот к чему все идет, и вот что по-настоящему страшно.

В тревогах о Дэвиде Брайан и Мэри даже не заметили странного состояния своего старшего сына. Эв смутно подозревал, что вне Хейвена мальчику должно полегчать. По дороге в Дерри внук походил на человека, перенесшего глубокое потрясение.

Они выбрались за черту города, но это не помогло. Хилли все меньше понимал, что происходит вокруг, и все бессвязнее разговаривал. В первые сутки в больнице он проспал одиннадцать часов. Проснувшись, он мог отвечать на простые вопросы, однако более сложные приводили его в смятение. Мальчик жаловался на головные боли. Магического представления вообще не помнил; думал, что день рождения был неделю назад. А ночью, в глубоком сне, отчетливо произнес: «Все фигурки Джи-Ай Джо». У Эва по спине поползли мурашки. Мальчик повторял эту фразу как заведенный, когда все выбежали из дома и обнаружили, что Дэвид исчез, а у Хилли припадок.

На другой день маленький пациент проспал уже четырнадцать часов, да и потом находился в явном помутнении рассудка. Когда прикрепленная к пациенту детский психолог спросила, как его второе имя, Хилли сказал: «Джонатан». Так ответил бы Дэвид.

Теперь мальчик спал уже круглые сутки. Иногда приоткрывал глаза, даже вроде бы смотрел на деда или сиделку, но когда к нему обращались, лишь кротко улыбался, как мог улыбаться только он, Хилли Браун, и отключался вновь.

Ускользал из этого мира.

Он был похож на заколдованного принца в сказочном замке. Иллюзию нарушали только подвешенная над головой капельница да время от времени громкие объявления, доносившиеся из больничного коридора.

Вначале врачи обнаружили огромный участок возбуждения в мозгу; темная, неясная тень в области коры мозга наводила на мысли о том, что странная заторможенность мальчика может быть вызвана опухолью. Но когда Хилли направили на повторный рентген (первым снимкам никто не поверил, как объяснил Эву рентгенотехник, потому что опухоль мозга у десятилетнего ребенка, да еще и безо всяких предварительных симптомов, – это полный бред), тень бесследно исчезла. Невропатолог вызвал к себе рентгенотехника и, судя по обиженному голосу последнего, долетавшему из кабинета, задал ему настоящую трепку. Врач назначил третий рентген, но подозревал, что и тот ничего не покажет. Первые снимки, по его словам, получились дефектными.

– Я так и думал, что это брак, – сказал он Эву.

– Почему?

Невропатолог, крепкий мужчина с ярко-рыжей бородкой, усмехнулся.

– Уж очень огромной была эта тень. Скажу без обиняков: опухоль такой величины должна была давным-давно свалить ребенка на больничную койку… или вообще убить.

– Ясно. То есть вы до сих пор не в курсе, что с ним.

– Мы прорабатываем две-три версии… – Его широкая улыбка заметно поблекла, глаза забегали, а на следующее утро в палату снова наведалась детский психолог – полная женщина с иссиня-черными волосами.

Первым делом она осведомилась, где родители мальчика.

– Разыскивают пропавшего младшего сына. – Эв надеялся отбить у нее охоту к дальнейшим расспросам, но ошибся.

– Позвоните им и скажите, мне тут нужна помощь в поисках старшего.

Родители появились, однако толку от них было очень мало. Оба сильно переменились и сделались на себя не похожи. Врач тоже это почувствовала и после первых же заданных вопросов начала невольно от них отстраняться. Эв кожей ощутил ее отвращение и испуг. Он и сам с трудом удерживался, чтобы не вскочить и не выбежать из кабинета. Ловить на себе их пристальные нечеловеческие взгляды было все равно что попасть под вражеский прицел.

Женщина в клетчатой блузке и полинялых джинсах когда-то приходилась старику родной дочерью, она даже выглядела похоже, но превратилась в кого-то другого. Она уже была как будто мертва.

Больше психолог речь о родителях не заводила.

С тех пор она заходила еще два раза. Сначала – в субботу, после взрыва Хейвенской ратуши.

– Чем его дома кормили? – резко спросила эта полная женщина.

Эв сидел у окна, разомлев на солнышке, и почти клевал носом. Вопрос застал его врасплох.

– Что?

– Чем его дома кормили?

– Ну… обычной едой, как всех.

– Сомневаюсь.

– Зря, – ответил старик. – Я-то знаю, я сам у них часто ужинал. А почему вы спросили?

– Потому что у Хилли выпало десять зубов, – отрезала она.

Эв крепко сжал кулак, забыв об артрите, и, несмотря на глухую боль, сильно стукнул себя по колену.

«Что ты теперь будешь делать, старик? Дэвид пропал, и было бы легче сейчас убедить себя, что его уже нет в живых, правда?» В самом деле. Так было бы проще. Печальнее, но проще. Вот только дед никак не мог поверить в смерть внука. В глубине души он не сомневался: тот еще жив. Или выдавал желаемое за действительное? Нет-нет, с Эвом частенько такое случалось раньше, и он в состоянии отличить одно от другого. В голове мощно вибрировало чувство: Дэвид жив. Он потерялся, ему грозит гибель, да, скорее всего… Но мальчика еще можно спасти. Если только… «Если только ты сумеешь додуматься до чего-нибудь дельного. И если твое решение окажется правильным. Слишком мало шансов для старого пердуна, который все чаще ходит с пятном у ширинки, потому что не успевает добежать до сортира. Слишком, слишком мало шансов».