Стивен Кинг - Томминокеры

– Мне жарко. У меня воняют подмышки, потому что мы вылетели с опозданием из Ла-Хрендии, да потом еще и из Логана. В самолете трясло, и я ненавижу летать. В наш скотский салон послали какую-то стажерку, и она расплескала надо мной чей-то коктейль, и теперь я должна отдирать с руки липкие апельсиновые струпья. Трусы впились мне в задницу, и этот ваш городок – как прыщ на члене Новой Англии. Еще будут вопросы?

– Нет, – выдавила из себя стюардесса. Глаза ее остекленели, на нее вдруг навалилась неимоверная усталость, словно она только что выстояла три раунда против Бум-Бум-Манчини в тот день, когда Манчини был зол на весь мир. Подобное действие Энн Андерсон оказывала на людей нередко.

– Рада за тебя, детка, – бросила Энн и бодрым шагом направилась по раздвижному коридору в здание аэропорта, помахивая дорожной сумкой кричащего пурпурного оттенка. Перепуганная пигалица из «Дельты» даже не успела пожелать ей приятного пребывания в Бангоре и окрестностях. Собственно, она быстро поняла, что это было бы пустой тратой сил и времени – мегера в принципе не способна получать удовольствие. Эта дамочка прямо держала спину, хотя было в ее облике нечто болезненное, словно бы она шла, превозмогая боль, как русалочка, которую при каждом шаге пронзали тысячи кинжалов.

«Н-да, – подумала стюардесса, – если у этой цыпы и есть где-то возлюбленный, надеюсь, он осведомлен о пищевых привычках спаривающихся паучих».

В службе проката «Эйвис» Энн ответили, что свободных машин нет. И поскольку она заблаговременно не позаботилась о брони, ей, к сожалению, не повезло. Лето пришло в штат Мэн, и автомобили расхватывали как горячие пирожки.

Со стороны администратора это, конечно, было ошибкой. Можно сказать, грубой.

Энн мрачно улыбнулась и, мысленно засучив рукава, принялась за дело. Сестричка Энн упивалась такими ситуациями. Она ухаживала за больным отцом, пока тот не умер самой жалкой смертью. Случилось это первого августа, восемь дней назад. Когда старику стало плохо, дочь отказалась класть его в больницу, предпочитая самолично мыть его, лечить пролежни и менять подгузники. Вскакивать посреди ночи, чтобы дать ему лекарство. И, конечно же, не кто иной, как она, довела его до последнего решающего инсульта, постоянно изводя разговорами о продаже дома на Лейтон-стрит. (Сам он расставаться с домом не хотел, но Энн твердо вознамерилась склонить его к «верному» решению, и последний чудовищный удар, которому предшествовали три более легких с двухгодичными промежутками, случился с ним через три дня после того, как дом выставили на продажу.) Впрочем, она никогда не призналась бы, что в тот момент прекрасно отдавала себе в этом отчет, как не призналась бы в том, что хотя она с самого детства посещала церковь Святого Барта в Ютике и была усердной прихожанкой, божественное зачатие считала полной ахинеей. К восемнадцати годам Энн совершенно подчинила своей воле мать, а теперь расправилась с отцом и молча наблюдала, как его гроб закидывают землей. Куда уж соплячке из службы проката тягаться с сестрицей. Десять минут потребовалось ей, чтобы сломить сопротивление и отвергнуть кабриолет, который держали на случай, если какая-то знаменитость ненароком окажется в здешних краях. Энн продолжала напирать; страх жертвы распалял ее подобно тому, как запах крови распаляет хищника. Двадцать минут спустя она гордо выехала из Международного аэропорта за рулем «катлас-суприм», забронированного для бизнесмена, который должен был сойти с трапа в шесть пятнадцать вечера. Впрочем, разбираться с ним предстояло уже сменщице. Девушка-администратор настолько выдохлась, отражая убойные атаки Энн, что ей было все равно, пусть даже «катлас» предназначался бы Президенту Соединенных Штатов. На трясущихся ногах она зашла в конторку, закрыла за собой дверь и заперлась на ключ, для верности подставив под ручку стул. Раскурила самокруточку с коноплей, которую припрятал для нее один из механиков, и разрыдалась.

Так Энн Андерсон нередко действовала на людей.

Время приближалось к трем. Разделавшись с девушкой из проката автомобилей, Энн отказалась от мысли тотчас же отправиться в Хейвен. Согласно карте, которую она захватила на столике в службе проката, до города оставалось меньше пятидесяти миль, однако перед столкновением с Робертой ей захотелось отдохнуть и набраться сил.

На перекрестке улиц Хаммонд и Юнион не работал светофор, обычная история для таких провинциальных дыр. Движение регулировал полицейский. Энн, не удосужившись вырулить к обочине, остановилась посреди дороги и поинтересовалась, как проехать к лучшему в этом городе мотелю или отелю. Заметив такой маневр, коп собирался высказать свое «недовольство» – но вовремя перехватил ее недобрый взгляд. Внутри этой бестии пылало адское пламя, и он решил, что подкидывать в топку лишних пару поленец не имеет никакого смысла, проще дать ей, что она просит, и побыстрее от нее отвязаться. Особенно если учесть разыгравшуюся с утра язву и гнетущую жару, которые отнюдь не облегчали его и без того несладкую жизнь. Чем-то эта дамочка напомнила ему собаку из далекого детства. Псине нравилось выдирать куски из штанов мальчишек, топавших мимо нее в школу. Он рассказал этой занозе, как проехать в «Городские огни», что на трассе номер 7, и был счастлив, когда она показала ему зад и укатила прочь.

Отель «Городские огни» был набит под завязку.

Впрочем, для сестрицы Энн это не играло никакой роли.

Она выбила себе двухместный номер, довела до белого каления менеджера и заставила его дать ей другой, сославшись на то, что в этом грохочет кондиционер и телевизор плохо показывает. Лица у актеров такого болезненного цвета, словно они, все как один, обожрались какой-то дряни и вот-вот умрут.

Она распаковала вещи, методично довела себя до безрадостного оргазма при помощи вибратора гигантских размеров, который с честью выдержал бы сравнение с мутантской морковью, произрастающей в огороде Бобби. (Надо заметить, все оргазмы в ее жизни были методичными и безрадостными; она никогда не лежала в постели с мужчиной и не намеревалась делать этого и впредь.) Энн приняла душ, вздремнула, а затем отправилась обедать. Мрачно нахмурив брови, она изучила меню и, обнажив зубы в сухой улыбке, обратилась к официанту, который явился принять заказ:

– Принесите мне пучок овощей. Сырых и сочных овощей.

– Мадам желает сал…

– Мадам желает пучок сырых и сочных овощей. И мне плевать, как там оно у вас называется. Да хорошенько промойте сначала, чтобы там не осталось жучиного дерьма. А прямо сейчас принесите мне «Сомбреро».