Стивен Кинг - Томминокеры

Сарай. Тут возникал один интересный вопрос. Гард уже открыл было рот, чтобы спросить, да вовремя одумался. Поплотнее завесил мысли защитным пологом. Он чуть не подписал себе смертный приговор. Словно путник, завороженный предзакатным небом, остановившийся в шаге от пропасти.

Насколько мне известно, дома никого, а на сарае висит замок. Так как же малышка Фидо пробрался сквозь закрытые двери?

Хотел спросить, да вовремя одумался – ведь Бобби не говорила, откуда взялся «Электролюкс». Гарда прошиб холодный пот.

Он повернулся к Бобби, перехватив ее взгляд. На ее губах блуждала улыбка. Она знала, что Гард о чем-то думает, но не могла понять, о чем именно, и это ее раздражало.

– Слушай, а он вообще откуда? – спросил Гарденер.

– А-а, да так, завалялся, – отмахнулась Бобби. – Главное, что все работает. Ну что, погнали?

– Погнали. Надеюсь, у него батарейки не сядут, когда мы окажемся внизу?

– Я его батарейка, – ответила она. – Так что пока я жива, ты сможешь подняться. Уловил?

Ясно, и тут подстраховалась. Да, уловил.

– Ну и отлично, – ответил он.

Они направились к траншее. Бобби спустилась первой, управляя лебедкой при помощи дрессированного троса. Стропы поднялись, Гарденер встал в стремя, крепко вцепился в веревку и поехал вниз.

Кинув взгляд на старенький пылесос, напоследок подумал: «Черт, как же он оттуда выбрался?»

Гард погружался во мрак траншеи, во влажный соленый запах мокрого камня, а слева монолитным небоскребом вздымалась гладкая громада корабля.

Гарденер сошел со строп. Плечом к плечу они с Бобби стояли перед округлым углублением люка, смахивавшим на здоровенный иллюминатор. На его поверхности красовался какой-то таинственный символ, навевающий смутные воспоминания из детства.

Давным-давно, когда Гард был еще маленьким, в пригороде Портленда, где он рос, случилась вспышка дифтерии. Умерло двое малышей, и власти по настоянию медиков ввели карантин. Он вспомнил, как шел в библиотеку, мимо домов с табличками на дверях, его ладошка покоилась в надежной маминой руке. Одно и то же слово было выведено на каждой двери большими черными буквами. Гард спросил мать, что это за слово. Она ответила. Он поинтересовался, что это значит, и она объяснила, что это слово пишут, когда в доме есть больной. Это хорошее слово. Благодаря ему люди знают, что сюда заходить нельзя. Ведь если бы они зашли, то заразились бы сами и заразили других.

– Ну что, готов? – спросила Бобби, прервав его задумчивость.

– А что это значит? – спросил он, указывая на таинственный знак.

– Добро пожаловать, – буркнула Бобби без улыбки. – Готов?

– Нет, но лучше уже не будет.

Гард кинул взгляд на баллон, висящий на поясе, и в который раз задался вопросом, стоит ли доверять этому газу. А вдруг там яд и его легкие лопнут от первого же вдоха? Вряд ли. По логике вещей, это его заслуженная награда. Он побывает в святая святых, прежде чем его окончательно спишут со счетов.

– Ну и ладненько, – проговорила Бобби. – Сейчас я открою люк, и…

– Ты откроешь его силой мысли, – перебил Гард, взглянув на затычку в ухе Бобби.

– Да, – отмахнулась Бобби, словно бы желая сказать: «Ну что еще?» – Будет выброс плохого воздуха – реально плохого, Гард. Так, что у тебя с руками?

– В каком смысле?

– Есть царапины, порезы?

– Свежих нет.

Он протянул ладони, как мальчик, которому мама велела вымыть руки перед едой.

– Хорошо.

Бобби вынула из заднего кармана пару хлопчатобумажных перчаток, надела.

– Заусенцы, – буркнула она в ответ на вопрошающий взгляд Гарда. – Может, и пустяки, но перестраховаться не помешает. Гард, когда начнет открываться люк, зажмурься. Дыши из баллона. Если хоть чуточку вдохнешь – свалишься замертво.

– Убедила, – проговорил Гарденер. Сунул в рот мундштук дыхательной маски, а в ноздри затычки. Бобби проделала то же самое. Глухо стучало в висках, бешено колотилось сердце, словно музыкант лихо отстукивал ритм пальцем на обтянутом мехом барабане.

Вот и все. Назад дороги нет.

– Готов? – в последний раз спросила Бобби. Маска заглушала звуки, и раздалось шепелявое: «Ватоф?»

Гарденер кивнул.

– Запомнил?

«Вапомнил?»

Гард кивнул опять.

Да пошли уже, Бобби, что ты тянешь!

Бобби кивнула.

Хорошо, приготовься.

Гард хотел спросить к чему, но не успел: символ распался на части, и Гард, задыхаясь от ликования, понял, что люк открывается. Раздался пронзительный скрежет, как будто неохотно пришла в движение старая проржавевшая дверь, которой давно не пользовались.

Бобби повернула вентиль пристегнутого к ремню баллона. Гард последовал ее примеру и зажмурился. И тут по лицу скользнуло легкое дуновение ветерка, откинув со лба непослушную прядь. «Смерть, – подумал Гарденер. – Это смерть. Она пронеслась мимо и заполнила собой траншею, точно газообразный хлор. Сейчас каждый микроб на моей коже умирает».

Сердце бешено колотилось, и он уже испугался, что этот выброс газа (будто сгусток воздуха из-под крышки гроба) его все-таки убьет, как вдруг понял, что до сих пор стоит не дыша.

Он вдохнул через маску и стал ждать конца. Воздух оказался сухим и спертым, но вполне пригодным для дыхания.

Запас на сорок-пятьдесят минут от силы.

Тихо, Гард. Не спеши. Экономь воздух.

Он стал дышать медленнее. Во всяком случае, попытался.

Скрипучий визг смолк. Поток воздуха ослаб, а потом и вовсе исчез. Гард провел в темноте целую вечность, стоя с закрытыми глазами лицом к люку. Единственными звуками были биение его сердца и сопение воздуха в респираторе. Во рту стало горчить: от страха он чересчур сильно прикусил резиновые загубники. Невероятным усилием воли он заставил себя успокоиться.

И вот наконец в голове раздалась отчетливая мысль Бобби:

Расслабься. Все в норме. Теперь можешь открывать ясны очи.

Словно ребенок в предвкушении подарка, Гарденер медленно открыл глаза.

Перед ним был коридор.

Почти идеально круглый, если не считать плоского прохода с одной стороны, по высоте примерно на середине стены. Такое расположение наводило на определенные мысли. Воображение услужливо подкинуло картину: чудовищные разумные мухи бегают по стенам, перебирая клейкими лапками. Но тут включилась логика. Здесь все было под наклоном, и проход, и сам корабль.

От стен исходило мягкое свечение.

И за это время у них не сели батарейки, подивился Гарденер, с неподдельным интересом заглядывая в коридор, ведущий куда-то в глубь корабля. Подумать только, он жив, до сих пор функционирует, после стольких лет.

– Ну что, я пошла. Решайся.

Попытка – не пытка.

Пригнув голову, чтоб не удариться о свод люка, Бобби шагнула внутрь. Гарденер затаил дыхание и, прикусив резиновые штыри маски, шагнул в неизвестность.