Стивен Кинг - Томминокеры

В два часа пополудни Брайан сидел у постели жены, ожидая ее пробуждения и размышляя о том, как сообщить о смерти их единственного ребенка, если дойдет до этого. Примерно в то же самое время служащий заглянул в подвал проверить бойлеры прачечной и выпучил глаза от изумления: маленький мальчик в одних пижамных штанишках, с гипсовой повязкой на руке, бесцеремонно разгуливал босиком между двумя гигантскими печками.

– Эй! – крикнул мужчина. – Эй, парень!

– Привет, – откликнулся Хилли, притопав на зов. Ступни его были черны от грязи, на штанишках темнели пятна машинного масла. – Ух, как здесь здорово! Только я, кажется, заблудился.

Хилли немедленно был доставлен к больничному начальству. Главный администратор усадил его в просторное кресло с подлокотниками (предусмотрительно подложив под грязную попу двойной слой газет) и послал секретаршу за пепси-колой и упаковкой арахисовых конфет для маленького гаденыша. В других обстоятельствах он бы лично метнулся за угощением, чтобы впечатлить беглеца отеческой заботливостью. Под «другими обстоятельствами» главный администратор подразумевал, как он мрачно признался сам себе, какого-нибудь другого ребенка. Но этого оставить в одиночестве хоть на минуту он бы ни за что не рискнул.

Как только секретарша доставила сласти, начальник снова ее отослал… на сей раз уже за мистером Брауном. Брайан был довольно крепким, однако при виде сына в крутящемся директорском кресле, болтающего грязными ножками в четырех дюймах от ковра, хрустящего свежими газетами под пятой точкой и заедающего пепси-колу конфетками, он не сумел сдержаться и разрыдался от облегчения и благодарности. Разумеется, мальчик, в жизни не причинивший никому вреда нарочно , тоже ударился в рев.

– Боже! Хилли, где же ты был?

Тот рассказал свою историю как сумел, предоставив отцу и главному администратору отделить правду от выдумки. Хилли заблудился, забрел в подвал (за «гномиком», по его собственным словам) и забрался под одну из огромных печей поспать. Мальчика так разморило там от жары, что он избавился от пижамной курточки, аккуратно стянув ее, чтобы не потревожить свежий гипс на руке.

– Щеночки мне тоже понравились, – заявил беглец. – Пап, может, заведем щеночка?

Человек, обнаруживший мальчика, нашел потом и его пижаму. Она лежала под печью номер два. Вытаскивая курточку, мужчина увидел и пресловутых «щеночков», хотя они бросились врассыпную от луча фонарика. Пораскинув мозгами, он решил не упоминать об этом при мистере и тем более миссис Браун: их сердца разорвались бы от еще одного потрясения. Вот служитель, по доброте душевной, и не стал рассказывать, что их сын провел ночь в компании подвальных крыс, причем некоторые из них размерами действительно смахивали на «щеночков», как он успел заметить при свете фонарика.

Поинтересуйся кто-нибудь его впечатлениями от этого эпизода – и множества других похожих, – мальчик пожал бы плечами: «Я вечно влипал в истории». Имея в виду, разумеется, свою предрасположенность к несчастным случаям. Просто его еще не научили этой заумной формулировке. Когда Хилли было девять (а Дэвиду два), он принес из школы записку от миссис Андерхилл, учительницы третьего класса, с просьбой к родителям явиться для краткой личной беседы. Брауны отправились в школу не без внутреннего трепета. За неделю до этого третьеклассники Хейвена сдавали тест на определение уровня интеллекта. Брайан втайне от жены был убежден: учительница заявит, что его сын не справился с тестом, и предложит перевести его в класс отстающих. Мэри, тоже втайне, подозревала, что Хилли – дислексик. Никто из них в ту ночь так и не сомкнул глаз.

Однако миссис Андерхилл сообщила, что мальчик выдал потрясающие результаты – иными словами, он гений.

– Если хотите точно узнать, насколько высок его интеллект, вам придется везти сына в Бангор, пусть сдаст тест Векслера, – продолжала учительница. – Проверка Томпалла для него – это как если бы мы пытались измерить ум человека, дав ему тест для коз.

Мэри с Брайаном посовещались… и решили не заморачивать себе голову. Им и не нужно знать, насколько умен их сын. Главное, что он не отсталый. Той ночью Мэри поделилась с мужем своими соображениями. Это, сказала она, объясняет многое: непоседливость Хилли, его неспособность спать более шести часов подряд и склонность менять свои страстные увлечения со скоростью урагана. Однажды, когда мальчику не исполнилось и девяти, мать вернулась домой с маленьким Дэвидом на руках и обнаружила в кухне, которую пятнадцать минут назад оставила в идеальном порядке, полный кавардак. Раковина была забита мисками, липкими от мокрой муки. По столу растекалась пачка подтаявшего сливочного масла. В духовке что-то пеклось. Посадив Дэвида в детский манеж, Мэри рванула на себя дверцу, ожидая, что оттуда повалят клубы дыма и запах гари. Однако внутри она обнаружила противень с рулетами из мучной смеси «Бисквик» – кривобокими, но довольно вкусными. Их съели на ужин… Но прежде мать отшлепала сына и отослала в детскую, хотя тот в голос ревел, что «так больше не будет». Потом опустилась за кухонный стол и сама расплакалась, а после начала хохотать. Все это время Дэвид – беззаботный, спокойный малыш, отличающийся от брата, как солнечный остров Таити от Мыса Штормов, – стоял в манеже, держась за ограждение, и потешно смотрел на нее, хлопая глазенками.

Хилли – тут надо отдать ему должное – искренне обожал братишку. Хотя родители поначалу не позволяли ему брать малыша на руки и вообще старались не оставлять мальчиков наедине больше, чем, скажем, на тридцать секунд, со временем они успокоились.

– Черт, да парней можно вместе в разведку послать, оба вернутся целыми-невредимыми, – утверждал Эв Хиллман. – Любит старший-то мелкого. Это хорошо.

Так оно и было. Большинство проделок Хилли, если не все, родились из желания порадовать родителей или стремления к самосовершенствованию. Ему просто не везло, вот и все. И только для Дэвида, боготворившего землю, по которой ходил его старший брат, Хилли всегда был прав…

Вплоть до семнадцатого июля, когда тот устроил свой главный фокус.

Мистер Робертсон Дэвис [82] Робертсон Дэвис (1913–1995) – один из самых знаменитых канадских писателей XX века, драматург, критик, журналист. (да продлится жизнь его еще на тысячу лет) в своей «Дептфордской трилогии» предположил, будто отношение человека к волшебству и волшебникам в большой мере определяется его же отношением к действительности, которое, в свою очередь, служит показателем отношения ко всему миру чудес, что окружает нас, – малых детей, заблудившихся в темном лесу (сюда же, надо полагать, относится и сам мистер Дэвис), где одни деревья кусаются, а другие могут поведать великие тайны, – очевидно, дело в свойствах коры.