Стивен Кинг - Томминокеры

– Мне кажется, ничего хорошего из этого не получится, – сказал Дэвид.

ПЕРВОЕ ЧУДЕСНОЕ ГАЛА-ПРЕДСТАВЛЕНИЕ Хилли собрало примерно два десятка зрителей. На второе пришли всего семеро: мать, отец, дедушка, младший брат, Барни Эплгейт (тоже десятилетний, как и сам чародей), миссис Криншоу из деревни (заскочившая в надежде продать Мэри что-нибудь из косметики «Эйвон») плюс сам волшебник. Но если бы разница заключалась лишь в количестве зрителей!

В прошлый раз публика вела себя оживленно, даже чуть нахально (взять хотя бы те насмешливые аплодисменты, когда «исчезающие монеты» просыпались у мага из рукава). Теперь все сидели с вялыми, безразличными лицами, словно манекены на раскладных стульях, расставленных загодя фокусником и его «ассистентом» – бледным, безмолвным Дэвидом. На первом выступлении папа смеялся, громко хлопал и вообще шумно вел себя, в этот раз оборвал вступительную речь сына о «Восточных мистериях», заявив, что ему, дескать, некогда слушать о каких-то загадках; он только что постриг траву на лужайке, прополол огород и теперь, если Хилли не против, хотел бы скорее принять душ и выпить пива. Да и погода переменилась. Во время ПЕРВОГО ЧУДЕСНОГО ГАЛА-ПРЕДСТАВЛЕНИЯ было тепло и солнечно – самый роскошный денек, какие только случаются поздней весной на севере Новой Англии. Тогда как теперь, в июле, в воздухе стояла угрюмая духота, и солнце, окутанное знойной дымкой, палило с раскаленных небес цвета хромированного металла. Миссис Криншоу обмахивалась одним из своих каталогов, ожидая, когда все закончится. В такую жару можно было запросто упасть в обморок. А этот мальчишка, взгромоздившийся на сцену из пахнущих апельсинами ящиков, в черном костюме, с нарисованными ваксой усами… избалованный выпендрежник… Зрительнице так и хотелось его прибить.

На этот раз фокусы получались куда интереснее, они были поразительны, однако Хилли, к своему изумлению и ярости, обнаружил, что публика умирает от скуки. В довершение всего, отец так и ерзал на стуле, норовя скорее удрать домой, а ведь именно его мальчик в первую очередь мечтал впечатлить. «Чего им всем не хватает? – сердито спрашивал себя юный маг, обливаясь по́том в воскресном костюмчике из черной шерсти не меньше, чем та же миссис Криншоу. – Выступаю я великолепно, получше, чем сам Гудини, а они не визжат, не хохочут, не ахают. Почему? Что не так-то?!»

Посередине помоста из ящиков находилось небольшое возвышение – еще один ящик, только накрытый тканью. Там было спрятано изобретение Хилли, приборчик, сделанный из батареек, которые Дэвид видел тогда в его комнате, и внутренностей калькулятора «Техас инструментс», украденного (без малейшего зазрения совести) из ящика маминого стола, с самого дна. Покрывало было присобрано по краям и таило от глаз еще одну важную деталь, которую Хилли тоже, вопреки своему воспитанию, стащил у матери – ножную педаль от швейной машинки Зингера, присоединенную к прибору с помощью тех самых пружинных разъемов, что Мэри купила в Огасте. Изобретение юного мага заставляло вещи исчезать и вновь появляться. Хилли находил этот процесс зрелищным, ошеломляющим. А между тем реакция зрителей обескураживала.

– Итак, для начала я заставлю исчезнуть вот этот томат! – провозгласил артист и, запустив руку в ящик с принадлежностями для фокусов, поднял ее над головой. – Попрошу кого-нибудь из вас убедиться, что это самый настоящий томат, а не какая-нибудь подделка. Может быть, вы, сэр? Благодарю!

Он указал на отца, но тот устало махнул рукой:

– Это самый настоящий томат, Хилли. Я и так вижу.

– Отлично! Теперь смотрите во все глаза: Восточная мистерия… в действии!

Хилли нагнулся, положил томат посередине белого покрывала на ящике и набросил на него мамину шелковую косынку синего цвета. Потом взмахнул волшебной палочкой над округлым бугром, воскликнул: «Абракадабра!» – и незаметно нажал на потайную педаль от швейной машинки. Что-то глухо зажужжало, и бугор под косынкой разгладился, ткань совершенно опала. Мальчик сдернул ее, продемонстрировал опустевший помост, а затем терпеливо замер в ожидании аплодисментов и восторженных воплей. Ему похлопали.

Очень вежливо, но не более того.

Потом до него донеслась чья-то мысль – скорее всего, принадлежавшая миссис Криншоу: «Потайной люк. Ничего особенного. Не могу поверить, что я тут поджариваюсь на солнце, глядя, как это испорченное родителями отродье пихает томаты сквозь люк, и все только для того, чтобы всучить его матери флакончик духов. Кошмар!»

Мальчик начал по-настоящему злиться.

– А теперь еще одна Восточная мистерия! Возвращение пропавшего помидора! – Он сверкнул глазами в сторону миссис Криншоу. – Специально для тех, кому лезут в голову глупые мысли о разных там потайных люках! Надеюсь, эти люди все же не настолько глупы и в состоянии понять одно: протолкнуть томат в потайную дырку – проще простого, а вот чтобы извлечь его обратно, придется здорово попотеть, не правда ли?

Миссис Криншоу ответила любезной улыбкой и продолжала вдавливать ножки стула в дерн, грузно свесив свою заднюю часть по обе стороны сиденья. Мысли женщины вдруг затихли, словно испорченный радиосигнал.

Хилли вернул косынку обратно. Взмахнул рукой. Нажал на педаль. Синяя ткань моментально вздулась, и он торжествующе сдернул ее. Томат был на месте.

– Та-даа! – воскликнул мальчик.

Ну, теперь-то он дождется аплодисментов и выкриков!

Все те же жидкие хлопки.

Барни Эплгейт зевнул.

Хилли охотно пристрелил бы его на месте.

Он собирался показывать фокусы по возрастанию сложности, от «Исчезновения томата» до «Большого финала»; это был замечательный план – если бы все сработало, как задумано. Однако до сих пор все шло наперекосяк. Обуреваемый возбуждением первооткрывателя, создавшего машину для настоящего исчезновения и появления предметов (Хилли намеревался продать ее Пентагону после того, как покрасуется на обложке журнала «Ньюсуик» в качестве непревзойденного мага всех времен), мальчик не учел двух тонкостей. Во-первых, только младенцы и дураки, наблюдая за фокусом, верят в реальность происходящего. А во-вторых, если снова и снова проделывать тот же трюк, пусть даже по нарастающей, с каждым разом все больше теряется эффект новизны.

От «Исчезновения томата» и «Возвращения исчезнувшего томата» он сердито перешел к «Исчезновению радиоприемника» (отцовского; кстати, заметно полегчавшего без D-батареек, уже перекочевавших в прибор под помостом) и «Возвращению его же».

Скупые аплодисменты.

«Исчезновение раскладного стула» и «Возвращение сами-догадайтесь-чего».

Зрители совершенно обмякли, словно их мозги давно иссушило солнце… Или то непонятное , что витало в воздухе Хейвена. Может, окислившиеся молекулы и впрямь испарялись с корпуса корабля в атмосферу? Сегодня она была какой-то особенно тяжелой, и ни единого дуновения ветерка.