Стивен Кинг - Страшила

— Вы не отвлеклись, господин Биллингз?

Биллингз молчал — электронные часы отсчитали две минуты. Затем внезапно снова заговорил.

— Энди умер в феврале. Риты тогда не было с нами. Позвонил ее отец и сказал, что мать попала в автокатастрофу через день после Рождества и врачи считают, что ей уже не выкарабкаться. В ту же ночь она на автобусе поехала к ним.

Ее мать не умерла, но долгое время была в критическом состоянии. Мы нашли хорошую женщину, которая согласилась днем присматривать за Энди. Уборку мы стали делать только ночью. \Л держали двери шкафа всегда открытыми.

Биллингз облизнул губы.

— Малыш спал со мной в одной комнате. Да, это смешно. Когда ему было два года, Рита просила перевести его в детскую. Спок и всякие ему подобные шарлатаны утверждают, что детям вредно спать вместе с родителями. Считается, что они получают неправильное представление о сексе, и все такое. Но мы никогда не занимались этим, если он еще не спал. Я не хотел оставлять его. Мне было страшно. С меня хватило Денни и Ширл.

— Но вы ведь перенесли его, не так ли? — спросил Харпер.

— Да, — сказал Биллингз и болезненно улыбнулся. — Я сделал это.

Опять наступила тишина. Ему это не понравилось.

— Я был вынужден! — наконец прокричал он. — Я был вынужден! Все было хорошо, пока с нами была Рита, но когда она уехала, оно стало смелее. Стало... — он закатил глаза и дико улыбнулся, обнажив белые зубы. — О, вы не верите мне. Я знаю, что вы думаете, я для вас просто еще один занятный случай в вашей практике. Я понимаю, но вы не были там, вы — дрянной самодовольный любитель копаться в чужих мозгах!

Однажды в доме с треском распахнулись все двери. Как-то утром я проснулся и обнаружил противный след на полу в прихожей от входной двери к платяному шкафу. Убралось ли оно от нас? Или наоборот, пришло? Я не знаю! Не знаю я, черт побери! Кассеты поцарапаны и покрыты слизью, зеркала разбиты... и звуки... звуки...

Он провел рукой по волосам.

— Вы просыпаетесь в три часа ночи и, устремив взгляд во мрак, говорите себе: «Это просто часы». Но на самом деле слышите, как что-то украдкой двигается к вам. Нет, не совсем бесшумно: оно ведь хочет, чтобы его слышали. Противный хлюпающий звук, как из водопроводной трубы в кухне. Или щелкающий звук, как если бы провести когтями по лестничным перилам. И вы закрываете глаза, зная, что звук отвратительный, но увидеть это...

И все время боитесь, что эти звуки на некоторое время вдруг прекратятся, а затем вы услышите смех возле своего лица и чье-то дыхание с запахом гнилой капусты, а затем почувствуете прикосновение на своем горле.

Биллингз был совсем плох, он дрожал.

— Итак, я перенес его. Я знал, что оно придет за Энди. Ведь он был слабей. И оно пришло. В первую же ночь. Посреди ночи малыш стал кричать, и, когда я потерял терпение и поднялся к нему, то увидел, что он стоит на кровати и кричит: «Страшила, папочка, страшила... забели меня, забели меня, папочка!» — голос Биллингза поднялся до высокого сопрано, став похожим на голос ребенка. Казалось, его глаза полностью заполнили лицо, он будто бы сжался на кушетке.

— Но я не мог, — срывающимся детским голосом продолжал он. — Я не мог. И час спустя раздался крик. Ужасный захлебывающийся крик. И только тогда я понял, как сильно люблю его. Я даже не включил свет, я бежал, бежал, бежал, о Господи, оно было там, оно трясло его, как собака тряпку, и я мог лишь различить нечто ужасное, сгорбившееся, с головой пугала и я чувствовал запах, как от мыши, попавшей в бутылку с узким горлышком и сдохнувшей там. И я услышал... — он постепенно успокоился и вновь говорил нормальным голосом. — Я услышал, как у Энди сломалась шея. — Биллингз говорил теперь холодным безжизненным тоном. — С таким же звуком ломается под вами лед, когда вы катаетесь на коньках по замерзшему пруду.

— И чем это кончилось?

— О, я ушел оттуда, — сказал Биллингз таким же холодным безжизненным голосом. — Я отправился в ночную закусочную. Как это... дополняет портрет полного труса? Я отправился в ночную закусочную и выпил там шесть чашек кофе. Затем вернулся домой. Уже начало светать. Я вызвал полицию и только потом поднялся наверх. Он лежал на полу и смотрел на меня. Из уха вытекла маленькая струйка крови. Всего лишь пару капель, если быть честным.

И дверь шкафа была открыта, совсем чуть-чуть.

Он остановился. Харпер снова взглянул на часы. Прошло уже пятьдесят минут.

— Запишитесь на прием у сестры. Там можно выбрать. Вторник или четверг?

— Я пришел, чтобы рассказать это. И только, — сказал Биллингз. — Снять камень с сердца. Я солгал в полиции, понимаете? Сказал им, что ребенок, наверное, попытался ночью вылезть из кроватки, и... они попались на это. Конечно, попались. Именно так ведь все и выглядело. Нелепая случайность, подобное может произойти в любой семье. Но Рита поняла... разумеется... поняла.

Закрыв лицо руками, он стал всхлипывать.

— Мистер Биллингз; нам о многом еще нужно поговорить, — после паузы сказал доктор Харпер. — Я верю, что нам удастся снять с вас часть вины, которую вы несете, но вначале вам необходимо поверить в себя.

— Вы не верите мне? — убрав руки от лица, закричал Биллингз. Глаза у него были красные, нездоровые...

— Пока нет, — спокойно сказал Харпер. — Так как, вторник или четверг?

После долгого молчания Биллингз проворчал:

— Чертов невера. Ладно, ладно...

— Запишитесь на прием у сестры/мистер Биллингз.

И всего вам хорошего.

Биллингз странно усмехнулся и, не оглядываясь, быстро вышел из кабинета.

Сестры не оказалось на месте. «Вернусь через 10 минут», — было написано на листе промокашки, лежащей на столе.

Биллингз повернулся и зашел обратно в кабинет.

— Доктор, вашей сестры н...

Комната была пуста.

Но дверь шкафа была приоткрыта. Совсем чуть-чуть.

— Прекрасно, — послышался голос из шкафа. — Просто прекрасно. — Казалось, говорящий произнес это ртом, набитым гнилыми водорослями.

Не в силах шевельнуться Биллингз прирос к полу, а дверь шкафа широко раскрылась, Скорей всего он даже не почувствовал, как что-то теплое растеклось у него между ног.

— Просто прекрасно, — сказал страшила, неуклюже вылезая наружу. Он все еще держал в гниющей лопатоподобной клешне маску доктора Харпера.