Адам Нэвилл - Ритуал

Опустив голову, Люк двинулся на звук. Лишь потом он осознал, что со всех ног несется к месту, откуда раздался треск. Он ни о чем не думал, ослепленный красным пенящимся вихрем, бушевавшим в голове. Перепрыгнув через скользкое бревно, с шумом ринулся в заросли папоротника.

– Где ты, сука?

Он ничего не видел. Вдалеке усилились панические крики Дома и Фила. Они умоляли его взять себя в руки.

– Давай. Выходи и возьми меня, – сказал он, понизив голос. Каждое его слово звучало тверже предыдущего. Он обращался к темным деревьям и мокрой траве, к валежнику и глубокой каше из сгнивших листьев, к лишайнику и колючим кустам, к сырому воздуху и дальнему туману, висящему над зеленоватыми камнями. Ко всему, что скрывало это жуткое, противоестественное существо. Потому что только сейчас он мог посмотреть в лицо тому, что сотворило подобное с их другом. Сейчас или никогда. Потому что это было то место, куда он пообещал себе вернуться. Он должен спасти хоть какую-то толику себя и, если потребуется, умереть здесь. Охотнику он не достанется легко. Не сдастся быстро и без шума. В этом он поклялся древнейшему лесу Европы.

Простояв не шелохнувшись какое-то время, Люк осторожно двинулся назад, к остальным.

– Что ты видел, Дом? Что ты видел? – задыхаясь, спросил Люк. Все его тело дрожало от покидавшего мышцы адреналина.

Дом и Фил с опаской уставились на него, как на безумца. У них были такие же шокированные лица, как у пассажиров метро после той драки на платформе. Те тоже смотрели на него из дверей и окон вагонов, как на маньяка, когда он избил незнакомца. Дом и Фил совсем его не знали. Как мало мы знаем о других, не говоря уже о себе. Мысли Люка приобрели такую ясность, которая бывала у него не больше десяти раз за всю жизнь.

– Что ворвалось к вам в палатку, Дом?

Дом покачал головой.

– Я ни хрена не знаю. Было темно.

– Думай. Оно было большое? Как медведь? Четвероногое, как собака?

У Дома от растерянности перехватило дыхание. Глаза вылезли из орбит.

– Большое. Вонючее. Как какое-то мокрое животное, только хуже.

– Оно издавало звуки?

– Я не… – Он сморщил лицо и закрыл уши руками. – Как собака, у которой что-то во рту. О боже. Не заставляй меня… Это он был у него во рту.

Люк кивнул, выпрямив спину. Посмотрел через плечо. Его грудь вздымалась и опускалась, вздымалась и опускалась.

– Медведь. Это большой медведь, – сказал Фил. Его лицо подергивалось, красные глаза наполнились слезами. – Большая кошка. Они сбегают. Из частных зоопарков. Э… Э… Волк.

– Нам нужно знать. Нужно знать об этом как можно больше. – Люк посмотрел на Дома, а потом на Фила, понизив голос до шепота. – Оно шло за нами весь день и сделало так, чтобы мы увидели Хатча. Устроило это. Животные… так не делают.

– Как? – дрожащим голосом спросил Фил, пораженный невероятностью происходящего.

– Оно охотилось на нас три дня. Возможно, с того момента, как мы вошли в лес. В первый день мы должны были найти то животное на дереве. – Люк закурил. Его движения стали медленными, неестественно спокойными и размеренными. – И дом. Чучело на чердаке. Проклятая церковь. То, что ты видел на кладбище. Все это каким-то образом связано.

Дом и Фил стояли близко друг к другу, не сводя глаз с леса, простиравшегося в бесконечность.

– Да ладно, – сказал Дом неуверенным голосом. – Это какое-то животное. Гребаный волк или что-то еще. Не начинай это безумное дерьмо. Не то место и не то время.

– Как может волк, медведь или росомаха так закинуть тело на дерево? А? Подумай, мужик.

По лицу Дома было видно, что это не укладывается у него в голове. То, с чем они имели дело, не просто выходило за рамки воображения. Такого просто не должно было случиться. Он выглядел больным, бледным, изможденным и брел, приволакивая нерабочую, согнутую в колене ногу. «Нужно поднять ее и выпрямить», – пришла в голову Люку неудачная, глупая и жестокая мысль.

– Это человек. Какой-нибудь маньяк, – предположил Дом.

– Возможно, – ответил Люк, кивая. – Какой-нибудь шведский деревенщина, неравнодушный к туристам. Подобное дерьмо постоянно случается в Америке и Австралии. Но только не в Швеции. Хотя, кто знает? Может, и здесь. Мы нашли часть страны, которую знают не так много людей. Либо знают, но не хотят о ней говорить. В той церкви было полно человеческих останков. Некоторые кости… Они были не то чтобы свежие, но и не старые.

– Жертвоприношение, – сказал Фил робким голосом.

Люк и Дом посмотрели на него. Снова натянув остроконечный синий капюшон, он стоял спиной к ним и вглядывался в деревья. Туда, где висел Хатч. Из-за плеча Фила Люк видел одно из тех деревьев. Сквозь ветви виднелась бледная нога. Он вспомнил свой безумный бросок в лес, и его всего передернуло от холода и подступившей тошноты. На мгновение Люк потерял равновесие и покачнулся, но сумел устоять на ногах.

– О чем ты говоришь? – гневно спросил Дом.

Люк поднял руку, чтобы успокоить его, и посмотрел на Фила.

– Продолжай, дружище.

Фил опустил глаза.

– Мне приснился сон. В том доме. Я помню его обрывки. Там были люди.

– Ты о чем, на хрен? – спросил Дом.

– Дом, – прошипел Люк, стиснув зубы, и снова повернулся к Филу.

– Мне тоже приснился сон.

Фил резко повернулся к Люку и уставился на него. Дикие, полные ужаса глаза отталкивали и притягивали одновременно.

Люк кивнул.

– Да, дружище. В этом сне я попал в ловушку. Где-то здесь. Застрял в деревьях. А вокруг разносился этот… звук.

Стоя прислонившись спиной к дереву, Дом сполз на землю, без сил от отчаяния. Ему тоже что-то приснилось. Люк хотел знать, что именно. Требовался любой, даже скудный намек. От этого зависела их жизнь. Он десять лет жил в Лондоне среди людей, чья речь полностью состояла из рекламных слоганов и которые видели смысл жизни в пробуждении чувства зависти у других. Они и мысли не допускали, что у них что-то идет не так. Не говорили ни о чем негативном, даже не позволяли себе думать об этом, словно проблем не существовало. Когда-то он завидовал им, потом стал презирать. Он не походил на них. Фактически являлся их противоположностью. Он всегда тщательно анализировал все плохое, что случалось с ним в жизни. Возможно, эта позиция мешала ему, разрушая любую возможность реального и стабильного счастья. Его неприятие самообмана. Но здесь не было места ни для безумного оптимизма, ни для отрицания фактов, какими бы нелепыми они ни были. Люк чувствовал, что почти смирился с ситуацией, и хотел знать, не потому ли так происходит, что он всегда и везде был готов к худшему.

– Я застрял, – сказал Люк. – И что-то охотилось на меня. – Это было как предупреждение, хотел он сказать. – Все было очень реально и ярко, понимаете? И Хатч. Я нашел его на чердаке. Он ходил во сне и тоже видел нечто ужасное. – Дом сделал вид, будто не слушает его. Люк поднял руки вверх, привлекая внимание. – Мы все заблудились там. А при дневном свете постеснялись взглянуть правде в глаза. – Он указал на Дома. – Ты бы не дал нам. И ты по-прежнему делаешь вид, будто ничего не происходит. Брось это дерьмо! Мы должны посмотреть фактам в глаза. Немедленно. – Люк посмотрел на Фила и кивнул ему.