Лора Белоиван - Новая кофейная книга (сборник)

Луку, как всегда, назначили главным информатором – благодаря интернету в частности и своей страсти к письменному слову вообще он либо знал, либо в момент мог узнать о людях все, что могло потребоваться семейству. Кари решила играть роль «невидимого духа замка» – Гари точно знали, что люди не только верят в привидений, но и немного расстроятся, не обнаружив в таком древнем замке хотя бы парочки. Так что вторым призраком назначили было крошку Мю, недавно пережившую очередную реинкарнацию и еще не отрастившую себе достаточной телесности; хоть и однозначно видимая, сквозь стены девочка проходила спокойно, а задумавшись, могла провалиться и сквозь пол, так что время от времени случались неловкости. Но крошка Мю привидением становиться отказалась наотрез, пообещав быть внимательнее и при родственниках соблюдать границы. Кузен Плик в целом был вполне похож на человека, волосы – ну а что волосы, сказал Лука, сейчас это модно, вон, люди тоже наматывают на голову и веревки, и перья, а у Плика чешуя и рыбьи кости, это стиль такой, популярный в некоторых сообществах. Кузена Джошуа сначала расстроили тем, что он никак не сможет познакомиться с новыми Бижу – до перехода в человеческую форму ему оставалось еще две недели, – но потом он согласился при гостях молчать и сойти за собаку. Ну, почти собаку.

Перед самым приездом Бижо Гари сначала решили было даже украсить замок плакатами и разноцветными надувными шарами – но поняв, что чувствует по этому поводу дом, отказались от идеи. В конце концов, решили Гари, мы те, кто мы есть; это родственники едут к нам в гости, а не мы к ним, пусть привыкают.

Еду заказали в ближайшей деревне – кузен Джошуа время от времени ужинал в тамошней харчевне к восторгу шеф-повара.

В назначенный день все волновались так, что кузена Плика пару раз стошнило, крошка Мю провалилась с чердака в погреба, пролетев дом насквозь – извините-извините-извините, – а кузен Джошуа ушел в овчарню – присутствие овец успокаивало его и настраивало на романтический лад. Мори, несмотря на яркое солнце, вылетела встречать гостей – так что о приближении красной машины к замку хозяева знали еще задолго до того, как «Джуг» въехал в распахнутые ворота.

Гари затаили дыхание. Бижо распахнули двери машины и вышли.

Алекс Бижо – высокий, почти с Грима ростом, в нелепой гавайской рубашке.

Лиза – наоборот, невысокая, круглолицая, круглоглазая, вся будто составленная из шариков.

Маришка – длинноногий тощий подросток в полосатых чулках, длинной черной майке-платье и с такой прической, рядом с которой даже волосы кузена Плика казались вполне себе обычными.

Реми – мелкий, кругленький, весь в мать.

Напротив них стояли Гари, забывшие дышать.

Грим Гари, высоченный, костлявый, бледный от лунного загара.

Мори, сонная и встрепанная после полета, в длинном белом одеянии с прорехами.

Кузен Плик, толстоватый, зеленоволосый, икающий от волнения.

Лука, длинноволосый, круглолобый, в очках с толстенными стеклами – без них он видел слишком много.

Крошка Мю в облике маленькой девочки.

Кузен Джошуа, улыбающийся во всю пасть.

И невидимая Кари.

Они так и стояли бы, глядя друг на друга, если бы Реми не завопил с уверенностью пятилетнего человека, которого никто никогда не обижал:

– Дяааадяааа!

В секунду он повис на шее Грима, и остальные, хохоча, бросились обниматься.

Потом никто не мог вспомнить последовательности событий – вроде бы сначала хозяева показывали гостям сад, и одна только прогулка по угодьям кузена Плика заняла почти час, и, уморившись, все устроились пить лимонад на задней террасе; вроде бы потом гостям грозила прогулка по дому – но девочки (Мори, крошка Мю, Кари и Маришка) ускакали на чердак, откуда долго чем-то грохотали, а кузен Плик увлек Реми верхом на кузене Джошуа («хороший песик! самый умный песик в мире! папа, нам срочно нужен такой же!») осматривать дальние погреба («а там есть стррррашные вещи? – смотря что ты считаешь страшным, мон анж; вот, например, дядя Лука – он все про всех знает, и если бы не забывал – был бы самым страшным существом на свете… – нет, Плик, нет, я хочу цепи и решетки и камеру пыток! – нну давай посмотрим, может быть, что и найдем… а просто глубокий темный подвал, освещенный чадящими факелами, тебя устроит? – уау! хочу темный подвал!»). Вроде бы потом приехал кейтеринг, симпатичный черноусый парень, сын хозяина трактира, – и не успел даже выгрузить еду из машины: коробки, горшочки и большие горшки, полные самой настоящей человеческой еды, по воздуху влетели в дом и чинно проследовали в направлении столовой. Увидев это, Лиза Бижо спросила: «Колдовство?», получила ответ: «Ну что ты, просто невидимые слуги, очень удобно», – и вздохнула: «Мне бы таких завести». Лука открыл было рот рассказать, что невидимые слуги – часть живого дома, и на континенте никак, никак не удастся завести таких, ведь один только дом прорастал сюда несколько веков, – и смолчал, чтобы не расстраивать кузину.

После ужина – гости отдали должное трапезе, а хозяева отдали дань вежливости, заставив еду исчезнуть со своих тарелок, – Грим Гари и Алекс Бижо удалились на веранду, куда невидимые слуги подали коньяк и кофе. Мужчины сидели в плетеных креслах, закинув ноги на пуфы, курили сигары и созерцали закат. Алекс спросил, действительно ли в последней войне Гари и Бижо сражались на одной стороне, и Грим подтвердил это, «хотя у германцев форма была красивее». Грим спросил, как семье удалось уцелеть – и Алекс рассказал о единственной выжившей, Мари Бижо, о том, как она увозила на континент письма и семейный альбом, и о том, что было после. Грим упрекал себя за то, что не защитил родственников, Алекс отвечал: «Хорошо, что сами уцелели и дом спасли». Грим молчал о своих утратах – замок в частности и вся семья вообще тяжело пережила гибель близких, – а Алекс ничего не рассказал о том, что кричала по ночам его бабка, просыпаясь от дурного сна.

Когда закат отполыхал, Алекс произнес:

– Нам пора. Уходить надо тогда, когда хочется побыть еще немного, – и Грим отметил, что присущая Бижо рассудительность не рассеялась во времени.

Когда замок скрылся за поворотом, Алекс остановил машину и вышел. Пока он снимал гавайку и облачался в привычный сьют, Маришка перебралась на водительское сиденье и придвинула его поближе к рулю.

– Сигару? – спросила Лиза.

– О, спасибо, – выдохнула Маришка.

Мать обернулась к Реми, сын достал из рюкзачка коробку, из нее – одну сигару, провел пальцем по ее кончику – тот отвалился, отрезанный будто лазером. Лиза кивнула «спасибо», взяла бревнышко у сына, протянула дочери и зажгла маленький язык огня на указательном пальце. Маришка закурила, затянулась, еще и еще, набирая в легкие дым; мотор завелся без единого движения ключа, и Реми закричал: