Джеффри Дивер - На солнце или в тени

Когда Кармен спросила Каллету, почему после стольких лет совместной жизни они так мало знают о Фабиусе, она без колебания ответила: «Я знаю все, что мне необходимо знать. Предпочитаю людей загадочных, которые не выставляют напоказ свою сущность. В первые месяцы жизни Фабиуса в нашем доме я ждала, что он раскроется и начнет говорить о себе. Но затем поняла: этого не случится никогда. Тогда мне пришло в голову, что мне больше ничего не нужно о нем знать. Я уважаю его желание. Стоит на него нажать и проявить любопытство, он отстранится и исчезнет».

Лишь однажды Кармен стала свидетельницей проявления Фабиусом сильных чувств – на похоронах матери. Двумя днями раньше, когда Каллета утром купалась, повар, взглянув в кухонное окно, понял, что хозяйка в беде еще до того, как все произошло. За сотню ярдов от берега ей показалось, что у нее сводит руку и ногу, но на самом деле это был легкий инсульт – онемела правая сторона тела. Боль была мучительной. На суше Каллета могла бы выжить – дождалась бы медицинской помощи и не умерла. Другое дело в воде. Она пыталась действовать левой рукой, чтобы голова удержалась на поверхности. Фабиус сказал, что он бросился в комнату с дверью на море, скинул обувь и нырнул в воду. Он хороший пловец, но даже ему не удалось побороть течение и оказаться на месте до того, как Каллета ушла на глубину. Плывя на боку, он дотянул ее до берега, положил на порог открытой двери и сам поднялся по короткой лестнице. Делал искусственное дыхание рот в рот, давил на грудь, чтобы вода вылилась из легких и забилось сердце, но было поздно. Фабиус плакал над телом, плакал на похоронах и плакал, сидя с Кармен, которая успела прилететь домой, чтобы развеять над морем прах матери. Целую неделю он поддерживал Кармен, а затем замолчал. И прежде неразговорчивый, Фабиус словно онемел. Попросил Кармен некоторое время излагать распоряжения, просьбы в письменном виде и пообещал отвечать ей таким же образом. Она безропотно согласилась, хотя сама горевала по матери. Кармен понимала: Фабиус остается в доме и продолжает для нее готовить лишь из верности Каллете.

Как-то раз любопытство взяло верх над Кармен, и она нарушила главный материнский запрет – после обеда попыталась пойти за Фабиусом, когда тот отправился с кухни к себе. Тихо одолев два коротких коридора, она перестала слышать его шаги и вдруг оказалась в темной, хоть выколи глаза, комнате с каменными стенами. Двигаясь на ощупь, она лишь в четвертой стене обнаружила дверь, которая вывела ее в незнакомый коридор, шириной только-только чтобы можно было протиснуться. После нескольких петель и поворотов, он привел ее к кладовой кухни.

Больше Кармен ходить за поваром не пыталась.

После того происшествия на море Кармен стала мучить тоска, которая перешла в страх. Она перестала спать. Побывала на приеме у двух врачей, и оба заявили, что у нее прекрасное здоровье. Прописали снотворное и посоветовали бросить курить. Кармен подумывала о том, чтобы уехать за границу. Она училась рисованию и технике живописи в Австрии и Италии, где чувствовала себя вполне комфортно. До смерти матери она не помышляла возвращаться в дом, где провела детство. Но теперь он принадлежал ей, и за то короткое время, пока в нем жила, она написала свои так называемые океанские полотна, которые должны были ее прославить. Еще она пыталась нарисовать некий большой дом, который жил в ее сознании, но он не поддавался воспроизведению карандашом. Кармен чувствовала, что он станет центральной темой ее следующего живописного полотна. Пока же рисовала и стирала, меняя наклон крыши, число окон, размер крылец и дверей, целеустремленно стараясь определить пропорции и детали.

Таблетки снотворного не помогали, и Кармен, не в силах вынести больше ни одной бессонной ночи, лежа, вперившись в темноту, решила снять в городе квартиру. В доме из бурого камня на тихой улочке с тенистыми деревьями. С тех пор прекрасно там спала, а к себе приходила по утрам, чтобы писать в течение дня. Обедала она в выходящей на море комнате, а ужин просила Фабиуса упаковывать в корзинку, которую в сумерках уносила с собой. Она не объяснила, почему выбрала такой образ жизни, и не удивилась, почему он это никак не прокомментировал.

Кармен продолжала читать «Комнаты с видом на море» Клодин Рементериа и почти закончила перевод на английский, когда обнаружила, что теперь ей труднее продираться сквозь дебри текста на эускера. Она не могла вкладывать в чтение столько энергии. Клодин подробно писала о своей свадьбе, о книгах и музыке, которые нравились и ей, и мужу, о рождении сына, будущего отца Каллеты Рементериа. Мимоходом упоминала большой викторианский дом, в котором они жили. Кармен поняла, что его основание вместило бы современное строение, но сам дом был раз в пять больше. Четырехэтажное здание возвели на фундаменте из светло-серого известняка, который привезли из Индианы. Отделку выполнили из дуба, крышу покрыли кровельным шифером. Очень детально Клодин описывала интерьер – эти осколки прошлой жизни семьи. Люди рождались, умирали, влюблялись, ели, пили, смотрели на звезды с застекленной террасы, а по ночам, лежа в постели, слушали убаюкивающий шум прибоя. Все члены семьи – мужчины, женщины, дети – много времени отдавали купанию, рыбной ловле, совершали долгие прогулки по берегу. Дом был относительно новым, добротно построенным, светлым, просторным. У Кармен пробежал по спине холодок, когда она прочитала, что он постоянно расширялся. Рементериа то и дело затевали перестройки, добавляя новые крылья, сносили стены, перепланировали комнаты, совершенствовали отделку.

Каллета как-то сказала дочери, что, как ни странно, не осталось ни одного изображения дома – ни фотографии, ни картины, ни рисунка. Пожар в библиотеке уничтожил все семейные альбомы фотоснимков и шкаф, где хранились чертежи и рабочие наброски здания. Тщетно Каллета пыталась отыскать копии чертежей в местных архивах – их там не оказалось.

Однажды днем Кармен обнаружила между страницами 178 и 179 издания на эускера потускневшую фотографию. На ней был дом. А перед ним снежным рождественским утром выстроилась вся семья Рементериа. Из-за снега и нечеткости выцветшего снимка Кармен едва разглядела лица. Наиболее характерными чертами дома были две башенки с обзором из окон на четыре стороны света, широкая «вдовья дорожка» [16] Площадка с перильцами на крыше прибрежного дома, где жены ожидали ушедших в море мужей. и вырезанные в известняке по сторонам двери арктические киты.

Таким образом, на фотографии, без сомнения, был их дом, и этот вывод подкреплялся разбросанными в тексте книги «Комнаты с видом на море» фрагментарными описаниями.