Джеффри Дивер - На солнце или в тени

– Что ты им рассказал?

– Ничего.

– Хорошо. – Ловенталь наклоняется к нему и шепчет: – Но мне-то можешь сказать. Эта женщина, кто она? Кем она была… для тебя?

– Она была… – Он долго думает. – Да никем. Я ее едва знал. Встречался с ней пару раз, вот и все.

Ловенталь откидывается на спинку стула.

– Ты не обязан мне ничего рассказывать, я в любом случае буду тебя защищать, но…

– Мне нечего рассказывать.

Ведь так и есть, правда? Он ничего с ней не сделал, только наблюдал. Он не совершал преступлений. Если не считать преступлением, когда ты подвергаешь молодых женщин предельному унижению, превращая их в жалкие скулящие существа, все в слезах и соплях. Но это не преступление. Они все соглашаются, поначалу, пока он их не сломает, не доведет до предела, за которым уже невозможно сопротивление. Причем многие из них были профессиональными проститутками, разве нет?

Он пытается представить этих женщин и вспоминает лица двух или трех и еще той, последней, Лоры или Лорен, которая была до женщины в розовом. Ее образ мелькает в сознании – как она рыдает, умоляет его прекратить, умоляет ее любить, – а потом все блекнет.

– Вы поссорились, и ты был в состоянии аффекта? – спрашивает Ловенталь. – Мне можешь сказать все, как есть.

– Ты говоришь, как коп.

Ловенталь вздыхает.

– Они утверждают, что у них есть улики.

– Улики?

Мелькает мысль, что его адвокат – недоумок. Такой же придурок, как все остальные, как все вокруг.

– Во-первых, твои отпечатки пальцев. По всей квартире.

– Ну, да. Я был у нее, один раз…

Нет, не один раз . Много раз с той, последней, но с этой действительно только раз.

– Один раз, – повторяет он.

– Хорошо. Но среди мусора нашли использованный презерватив. Отдали в лабораторию. Скажи мне, что там не твоя сперма.

Он судорожно сглатывает.

– Даже если мы с ней занимались сексом… Это не значит, что я ее убил!

– Так, дружище, спокойно. Тебя никто ни в чем не обвиняет. Тело еще не обнаружено, что говорит в твою пользу.

Он чувствует, что у него горят щеки.

– Это безумие. Я ничего не сделал .

Ловенталь задумчиво покусывает губу.

– Говорят, в ее телефоне были твои фотографии.

– Да? И что?

– И она писала заметки.

– Какие заметки?

– Мне не сказали. Просто упомянули, без деталей. Приберегают их для окружного прокурора. Как я понял, она делала записи у себя в телефоне. Писала, что боится за свою жизнь, боится тебя . Она обнаружила, что ты наблюдаешь за ней из окна, и…

– Но я…

– Твои окна располагаются прямо напротив ее окон, да?

– Да, но…

– Она писала, что ты за ней наблюдал, преследовал, морочил ей голову, а потом заковал в наручники и грозился убить.

– Я никогда… Все было не так.

Хотя именно так все и было. Но с другими , не с ней. С ней он ничего не успел, только наблюдал.

Ловенталь снова вздыхает:

– Если бы я знал, то не дал бы им обыскать твою квартиру. А теперь нашли наручники. И нож. Говорят, на ноже была кровь. Его тоже отдали в лабораторию.

Он смотрит на своего адвоката, пока лицо не расплывается и на его месте не возникает другое лицо: женщина в розовом сосет ранку на пальце. Прищемила «молнией». Ничего страшного.

– Она из Салины, – говорит он. – Это в Канзасе.

– И что?

– Разыщи ее.

– В Канзасе?

– Не знаю. Может быть. Я… мне кажется, она меня подставила.

– Почему?

Он не знает. Он не уверен, что это так.

– С ней в квартире кто-то был. Она махала кому-то из окна. Я видел.

– Когда это было?

– Как раз перед тем, как я пришел к ней и увидел…

– Значит, ты за ней наблюдал ?

Один из детективов возвращается в комнату, держа в руках прозрачный полиэтиленовый пакет. В пакете – его швейцарский армейский нож.

Она представляет розовую комбинацию и бюстгальтер. Она сама толком не знает, почему выбрала именно их, просто они показались ей милыми и невинными. И вполне подходящими. Она вспоминает, как разорвала бюстгальтер пополам, разодрала комбинацию в клочья, щедро полила их кровью. Она никогда не расскажет об этом сестре. Она не уверена, как Лорен это воспримет. Милая, славная Лорен, совершенно подавленная и сломленная, держится исключительно на лекарствах. Ее младшая сестренка, которую она обожает и сделает все, чтобы ее защитить. Да, защищать уже поздно, но отомстить… отомстить можно всегда.

Она обнимает Лорен, гладит ее острые выпирающие лопатки, потом отстраняется и смотрит сестре в глаза. Такие красивые глаза, сейчас совершенно неподвижные.

– Ты сколько сегодня приняла таблеток, малышка?

– Таблеток? – Лорен медленно качает головой. Прошло уже два месяца, как ее выписали из больницы, но улучшения не наблюдается, хотя шрамы от порезов у нее на руках бледнеют, и уже почти не видны, как и шрамы на руках, животе и ногах. И все это сделал он . Однако те раны, которые остались внутри – в душе – затянутся еще не скоро. – Не помню, – говорит Лорен.

– Не надо пить много таблеток, малышка. Это опасно.

Тусклый взгляд Лорен падает на белый бинт на запястье сестры.

– Что… случилось?

– Да так, ерунда. Просто царапина.

Она прикасается к бинту, чувствует, как рана под ним пульсирует болью, вспоминает, как полоснула бритвой по запястью, и сама не поверила, как много вылилось крови, хотя она и надеялась, что крови будет много, она чуть не потеряла сознание, когда прекратила поливать кровью матрас и простынь, и ей пришлось извести два бинта, чтобы перетянуть рану. Это было совсем не похоже на мелкую ранку на большом пальце, который она проколола его ножом, а потом размазала кровь по лезвию, закрыла нож и вернула на место, в его карман.

– Где… ты была? – спрашивает Лорен.

– У меня были дела, но теперь я вернулась. И Мария прекрасно заботилась о тебе, пока меня не было, да? – Она улыбается молодой мексиканке, которую наняла, чтобы та присматривала за сестрой, и которая помогла ей купить дом. Она уедет вместе с ними.

– Я уже упаковала все вещи мисс Лорен, – говорит Мария.

– Куда… мы едем? – спрашивает Лорен, ее язык заплетается от успокоительных.

– В безопасное место.

Взгляд Лорен на мгновение проясняется, она бьет руками в воздухе перед собой, как будто отбивается от невидимого насильника.

– Нет! Нет! Не надо!

Она ласково прикасается к плечу Лорен.

– Все хорошо, малышка. Тебя никто не обидит. Я обо всем позаботилась.

Лорен затихает и прижимается к старшей сестре, которая заботилась о ней всегда.

К старшей сестре, которая знает, что полиция скоро придет побеседовать с Лорен, которая жила в той квартире и чье имя указано в арендном договоре.

Но ее имени никто не знает, его нет нигде.

Пусть приходят. К тому времени их здесь уже не будет. В Пуэрто-Морелосе их ждет дом, купленный на чужое имя. Это небольшая жертва ради спокойствия сестры, да и ей самой всегда нравилась Мексика.