Сергей Пономаренко - Сети желаний

Две следующие попытки закончились тем же. Венька, смеясь до слез, проговорил: «Ты хоть до конца Кумпола дотяни, недотепа».

Звоночек внутри Валеры трезвонил во всю силу, предупреждая: прекрати, смирись, но он на него не обратил внимания. При очередном спуске он сделал резкий поворот, и лыжи вдруг понесли его в сторону от трассы, прямо на деревья. Валера даже не успел понять, что произошло: все замелькало, смешалось в клубах снежной пыли, и страшная боль пронзила его правую ногу, останавливая сердце. Он помнил лишь мучительную агонию, испуганные голоса приятелей, а вместо их лиц — безжизненные маски. Нестерпимые муки терзали его всю дорогу, пока в травмпункте не укололи болеутоляющее. В сознание проникли слова лекаря: «Открытый перелом!» Это был приговор, разлучивший его с футболом на всю жизнь, он даже вынужден был время от времени хромать на правую ногу. А через семь месяцев после травмы, когда пришел посмотреть на тренировку футбольной команды, он услышал вердикт тренера: «Ты, хромоножка, футболу не нужен!» После этого он покинул ряды футбольных фанатов.

Слава не любит аутсайдеров, поэтому скоро все забыли о его футбольных успехах, и он уже ничем не выделялся в школе. Из-за хромоты дорога в спорт для него была закрыта. Учился он кое-как, стал еще более молчаливым, замкнутым и одиноким. Особенно его раздражал смех, напоминая о том трагическом случае, исковеркавшем всю его жизнь. Ничего хорошего от будущего он уже не ждал. Неудачи в любви только утверждали его в этом мнении.

Периодическая хромота не спасла его от армии, но там он внезапно открыл у себя дар — начал рисовать, и это определило всю его дальнейшую жизнь. Писать картины — удел одиночки, его это устраивало, к тому же он стал сносно зарабатывать на жизнь. Он научился прислушиваться к себе — реагировать на «звоночки», и это позволяло ему жить без особых потрясений. На его пути время от времени встречались женщины, не оставляя в жизни заметных следов. Он даже дважды был женат, оба раза на непродолжительное время. О том, что эти отношения временные, он знал, еще идя в загс.

Знакомство с Вероникой перевернуло его жизнь — эта девушка стала частью его самого. Она стала его богом — ему нравилось за ней ухаживать, делать подарки, все время думать о ней, пытаться ее увлечь, развлечь, поразить, и даже нравилось, когда она доставляла ему неприятности.

«То, что я мазохист, это несомненно, — объективно оценивал он свое положение, — но мазохист избирательный, только по отношению к ней».

И, даже будучи ослепленным любовью, он понимал: Вероника не испытывает к нему и десятой доли его чувств к ней, но он верил, что ВРЕМЯ и ТЕРПЕНИЕ ему помогут.

Он любил Веронику до безумия, и когда почувствовал, что может лишиться ее, позволил своему безумию вырваться на волю…

Валерий, поднявшись по лестнице, вошел в комнату. Сидевшая на полу девушка, связанная скотчем, испуганно смотрела на него. Она совершенно не вызывала в нем никакой злобы, но и жалости к ней он не испытывал. Она со своим приятелем появились у него на пути как камни, затрудняющие дальнейшее передвижение, камни, которые надо убрать, отбросить в сторону. Он не убивал, а лишь убирал препятствия, мешающие его счастью с Вероникой.

Он наклонился, чтобы взять девушку за ноги, и тут спиной почувствовал опасность. Нащупав в кармане парализатор, он резко обернулся. К нему подступала Вероника, держа в руке нож с длинным лезвием, какой он видел в фильмах о японских самураях.

— Ты хочешь меня убить? Убей! — произнес он, сунув электрошокер в карман.

Вероника приблизилась к нему, приставила нож к горлу, но Валерий не оказывал сопротивления, смотрел ей в глаза и печально улыбался. Вероника выронила нож, зарыдала, без сил опустилась на пол. Убийца принялся стаскивать Наташу вниз, затем погрузил в свой автомобиль. Потом снова поднялся наверх.

— Я жду тебя, Вероника, — сказал он ей.

Девушка подняла заплаканное лицо:

— Есть такая китайская мудрость: если хочешь узнать, чей голубь, отпусти его. Если вернется обратно — твой; а если не вернется — значит, никогда твоим и не был.

Валерий задумался, глядя на девушку. Внутренний голос требовал: тащи ее в автомобиль, а если будет сопротивляться, используй парализатор.

— Голуби — как люди: привыкают к тому дому, где им хорошо. — Валерий нежно погладил девушку по голове. — Подожди меня здесь, я скоро вернусь. Я быстро. — Он поднял нож и поспешил к автомобилю.

Олег видел, как убийца втащил в багажник Наташу, сдвинув самого Олега на разложенное заднее сиденье. Она оказалась рядом с ним, их тела соприкасались; он заворочался, пытаясь разорвать путы, стал тереться лицом об обшивку салона, пробуя сорвать клейкую ленту со рта, чтобы потом зубами высвободить Наташе руки, но все было бесполезно. Он затихал, а услышав всхлипывания Наташи, вновь начинал вертеться, надеясь, несмотря на собственное бессилие, что-либо предпринять. Приподнявшись, Олег заметил в окно, что они въехали в село, и начал с силой бить головой о стекло, пытаясь его расколотить. Но его так мотало из стороны в сторону, что он не мог принять устойчивое положение для нанесения сильного удара. Художнику это не понравилось, и он, затормозив и перегнувшись через спинку переднего сиденья, поймал Олега за волосы. Как раз в этот момент всего в нескольких шагах от них проходила мимо веселая компания, что-то весело горланя. Олег, напрягая все силы и не обращая внимания на страшную боль, какая бывает, наверное, когда снимают скальп, попытался снова дотянуться до окошка и ударами привлечь внимание проходивших мимо парней и девушек, понимая, что другого шанса не будет. Но художнику удалось уложить его на пол и, придерживая одной рукой за волосы, другой нанести сверху несколько ударов кулаком по голове. Удары были несильные — художнику мешала высокая спинка переднего кресла, но Олег услышал, как веселый гомон молодежи удаляется, а с ним — и надежда на спасение.

— Никак не успокоишься! — зло прошипел художник. — Ничего, только окажемся за селом — шнурком тебя успокою, надоел ты мне.

Автомобиль тронулся, и Олег понял, что жить ему осталось несколько минут. Он, изловчившись, смог сесть и увидел, что за окошком мелькают одинокие домики, а значит, они подъехали уже к самому краю села. Людей нигде не было видно. Вскоре с обеих сторон дорогу обступили деревья, в темноте представляющиеся дремучим лесом. Автомобиль понемногу сбавлял ход, видно, художник выискивал место, где удобнее остановиться и выполнить свою угрозу — удавить Олега.

Позади показались огни автомобиля, идущего с дальним светом, который быстро приближался, даря Олегу несколько дополнительных минут жизни, — художник не мог воплотить задуманное, пока автомобиль их не обгонит. Валерий еще больше сбавил ход, чтобы мчащаяся сзади машина быстрее пошла на обгон. Внезапно на автомобиле загорелись проблесковые маячки, заработала сирена и прозвучал голос из громкоговорителя: