Сергей Пономаренко - Сети желаний

— Следователь сказал, что врачи сделали все возможное, и теперь его жизни уже ничего не угрожает, — сообщила Наташа.

— За исключением пожизненного заключения, — добавил Олег. — Давай помянем наших друзей, которых больше с нами нет: Андрея, Свету… И Виолетту помянем — она была хорошим человеком, хоть и ершистым. Вечная им память, пусть земля будет им пухом!

— У тебя бабуля такая энергичная, не то что у меня — охает и ахает, — заметил Венька, когда мы одевались в раздевалке, а мне было стыдно признаться, что это была не бабушка, а моя мама. Шел 1970-й год, я учился в третьем классе, а маме было пятьдесят. Поэтому я никого из друзей не приглашал к себе домой, настоял, чтобы школьные собрания посещал отец. Он был старше мамы на пять лет, но очень моложавый, общительный, знал массу анекдотов и рассказывал их к месту и не к месту. Кода я учился в десятом классе, он вдруг как-то постарел и сник. Иногда, глядя на него, я представлял, как мы, отстреливаясь из автоматов, уходим от фашистов в лес. Он задыхается от бега (лишний вес и малоподвижный образ жизни), шатается, и понятно, что вдвоем нам не уйти. Он предлагает мне бежать одному, а сам постарается задержать фашистов, сколько сможет. Он, кряхтя, опускается на землю, неумело выбирая позицию, мне понятно, что он долго не продержится, и я со всех ног бегу к лесу. Не знаю, почему подобные глупости лезли мне в голову, но той зимой отец погиб: возвращался навеселе с друзьями, поскользнулся и попал под колеса автомобиля.

— Вы, наверное, очень горевали по нему, — сказала психотерапевт, когда пациент замолк и устремил пустой взгляд в окно.

— Не знаю. В тот день я первый раз по-настоящему напился прямо с утра и на похороны уже не попал… На следующий день мне пришлось выслушать много горьких слов от мамы, в душе я был с ней согласен, но мной руководило что-то нехорошее, я грубил, пытаясь доказать свою правоту, в конце концов ушел, хлопнув дверью, и два дня не появлялся ни дома, ни в школе, пока Венька не уговорил меня вернуться. Я победил — заплаканная мама попросила у меня прощения и в дальнейшем старалась не обострять ситуацию. У меня кошки скребли на душе, и я осознал, что значит пиррова победа.

— Ваши родители не имели других детей, кроме вас?

— Нет.

— Но возраст вашей мамы… В сорок лет первый раз родить… А может, вы не знаете?

— Возможно. Они мне ничего об этом не рассказывали.

— А другие родственники? У вас же были бабушки, дедушки, дяди, тети…

— Больше никого нет. После смерти отца мне в руки попал дневник Родиона Иконникова — моего прадеда. Мама не дала мне его прочитать, это удалось сделать только после ее смерти.

— Иконников? Ведь это фамилия ваших первых жертв.

— Да. Возможно, Андрей был моим родственником.

— Где сейчас находится дневник?

— Он исчез полтора месяца назад.

— Куда же он мог деться?

— Не знаю, впрочем, это не важно. Там описывались события почти столетней давности, не имеющие никакой ценности. Доктор, я устал. Если можно, давайте закончим беседу, я вам буду очень благодарен.

— Хорошо. Продолжим завтра. Может, вызвать сестру, чтобы она сделала вам успокоительный укол?

— Нет, спасибо. Я посплю.

Когда психотерапевт вышла из четырехместной палаты тюремной больницы, где художник лежал один, тот прикрыл глаза, сделав вид, что заснул. На самом деле вопросы доктора всколыхнули давние воспоминания: найденный старый дневник, а рядом с ним в футляре — нож с костяной рукоятью, испещренной какими-то черточками. Сколько раз он собирался пойти в Институт истории и узнать, что обозначают эти знаки, но всякий раз его что-то останавливало, мешало сделать это. Валерий даже не помнил, чтобы брал с собой этот нож на встречу с Андреем. Он планировал, парализовав его шокером, отвезти в лес и там попугать, чтобы отстал от Вероники. Все вышло, как он задумал: перепуганный Андрей, лежа на земле, рассказал все об их с Вероникой отношениях, заверил, что не планировал разводиться с женой, и пообещал дать Веронике ответ в течение месяца только для того, чтобы избежать скандала при ее неожиданном появлении на даче. Клятвенно пообещал, что видеться с Вероникой больше не будет.

Валерий достал нож, чтобы освободить от скотча руки и ноги мужчины, решив оставить его в лесу, чтобы он сам пешком добирался в город. Но когда рукоятка ножа удобно легла ему в руку, все произошло само собой. Нож легко вошел в тело и двинулся дальше, вскрывая брюшную полость. Кровь толчками била из раны, заливая руки, испачкав рубашку. Андрей орал, корчился от ужасной боли и затих, лишь когда Валерий вырвал из его груди сердце, которое еще некоторое время жило в руках. Он разжег костер, на котором сжег внутренности мужчины, бормоча непонятные слова, которые вдруг пришли ему в голову. Затем достал рулон полиэтилена, с непонятной для него самого целью приобретенный днем ранее, и упаковал обескровленный труп мужчины. Вывез его к Казацким валам и там выбросил. Остаток ночи проспал спокойно.

На следующее утро воспоминания о совершенном убийстве повергли его в ужас. Он не вышел продавать картины, впал в истерику, не зная, как поступить: пойти в милицию, повиниться или затаиться. Не зная, куда себя деть, он бродил по городу в полуобморочном состоянии, а в голове стучало: «Смерть! Смерть! Смерть!» Сознание то и дело покидало его, и тогда он не понимал, что творит.

Пришел в себя в купе поезда, следующего во Львов. Сидевший напротив парень выставил на стол бутылку водки, положил кусок колбасы, хлеб и собирался пойти к проводникам за ключом, чтобы открыть консервы.

Валерий достал нож с костяной ручкой и протянул парню. Тот быстро открыл консервы, нарезал хлеб и, заинтересовавшись ножом, стал его разглядывать. Потом быстро разлил водку по стаканам.

В купе заглянула молодая, но хмурая проводница и спросила:

— Мужчины, дебоша не будет? Милицию вызывать не придется?

— Ни в коем разе. — Парень улыбнулся и предложил ей: — Может, глотнешь?

Проводница отрицательно покачала головой, пригрозив:

— Смотрите у меня, мужчины! — и исчезла за дверью.

— Вздрогнем? — предложил парень. — За знакомство! — и осушил стакан.

Валера сошел с поезда ночью, оставив в купе спящего попутчика и свой нож. Подписывая протокол допроса, он указал, что нож выбросил с моста в Днепр, понимая, что его слова сложно будет проверить, — попробуй найти нож в реке!

Лежа на больничной койке, он не сомневался, что дневник Родиона Иконникова у него взяла Вероника, которую поразила фамилия его деда, лишь потом он догадался, почему. Решил о своих догадках не распространяться, впрочем, для следствия дневник не представлял ни малейшего интереса.