Линкольн Чайлд - Голубой лабиринт (ЛП)

« Потому что, мой дорогой Винсент, наш пленник — не единственный, кто в последнее время начал чувствовать запах цветов ».

Пендергаст почти с самого начала понимал, что с ним происходит. Видит Бог, что это были последние слова агента, сказанные ему...

Вдруг звуки вокруг него и громкие голоса, изменили тон и срочность.

— Есть пульс! — прокричал врач. Прямая линия ЭКГ начала мигать и подпрыгивать, возвращаясь к жизни.

— Давление растет, — отчиталась медсестра. — Семьдесят пять на сорок.

— Прекратить массаж сердца, — приказал другой врач.

Прошла минута, пока медики продолжали свою работу, а состояние пациента постепенно улучшалось. Пендергаст вдруг приоткрыл один глаз — едва-едва, но его друзья заметили это движение. Потрясенный д’Агоста увидел, что зрачок агента сместился, осматривая комнату. Констанс наклонилась вперед и сжала его руку. Д’Агоста услышал, как она сказала:

— Ты жив!

Губы Пендергаста раскрылись, и с них сорвалась короткая фраза.

— Альбан... до встречи, сын мой.

Д ва месяца спустя.

Бо Бартлетт свернул серебристый «Лексус» с окружной дороги на белый гравий, медленно направившись по длинному переулку, обрамленному черными дубами, заросшими испанским мхом, и выехал на круговой съезд. На горизонте появился большой и величественный дом плантатора эпохи Греческого Возрождения, и, как обычно, у Бартлетта при виде его перехватило дыхание. В приходе Сент-Чарльз стоял жаркий полдень, и окна седана Бартлетта были закрыты, а кондиционер включен. Он заглушил мотор, открыл дверь и вышел на улицу, пребывая в крайне хорошем настроении. Его светло-красная рубашка-поло приятно прилегала к телу, а в розовых брюках и туфлях для гольфа было совершенно не жарко.

На крыльцо вышли две фигуры. В одной из них он признал Пендергаста, одетого в свой привычный черный костюм. Он, как обычно, выглядел очень бледным. Рядом с ним стояла молодая женщина редкой красоты — стройная, с короткими волосами цвета красного дерева, одетая в плиссированное белое платье.

Бо Бартлетт приостановился, а затем направился к величественному особняку. Он чувствовал себя рыбаком, подсекающим рыбу своей мечты, и всячески удерживал себя от того, чтобы начать потирать руки в предвкушении. Здесь этот жест будет выглядеть неуместно.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Плантация Пенумбра!

— Так и есть, — пробормотал Пендергаст, приближаясь. Женщина последовала за ним по пятам.

— Я всегда считал его самым красивым поместьем в Луизиане, — отметил Бартлетт, ожидая, что его представят прекрасной молодой леди, однако Пендергаст, похоже, не собирался этого делать. Он лишь склонил голову.

Бартлетт нарочито сильно ударил себя по лбу.

— Мне любопытно. Моя фирма пыталась упросить вас продать это место в течение многих лет. И мы были не единственными, кто так желал заполучить его. Что заставило вас передумать? — внезапное чувство тревоги промелькнуло на пухлом лице застройщика. Хотя предварительные документы уже были подписаны, он опасался, что даже сам вопрос может бросить тень сомнения на сделку. — Конечно же, мы рады, что вы так поступили, без сомнения, очень рады. Мне просто... ну, любопытно, вот и все.

Пендергаст медленно огляделся вокруг, словно пытался запечатлеть увиденное в памяти: греческие колонны, крытую веранду, кипарисовые рощи и обширные сады. Затем он повернулся к Бартлетту.

— Скажем так, недвижимость стала... доставлять мне некоторые неудобства.

— Без сомнений! Подобные старые дома плантаторов — это же черная дыра обслуживания! Ну, все мы в фирме «Южная Недвижимость» благодарны за ваше доверие к нам, — пробубнил Бартлетт, борясь с неуверенностью. Он спешно извлек платок из кармана и промокнул влажное от пота лицо. — У нас замечательные планы на эту местность — прекрасные планы! В течение двадцати четырех месяцев или около того, все это будет преобразовано в поместье «Кипарисовая аллея». Шестьдесят пять больших, элегантных домов традиционной постройки — мы их называем мезонеты — каждый будет расположен на собственном акре земли. Только представьте!

— Думая об этом, — сказал Пендергаст, — я могу представить это все довольно живо.

— Я надеюсь, что вам придет в голову рассмотреть возможность приобретения для себя мезонета в «Кипарисовой аллее» — гораздо более беззаботного и удобного, чем этот старый дом. Вместе с ним вам будет предоставлено членство в гольф-клубе. Мы готовы сделать вам отличное предложение! — Бо Бартлетт дружественно и легко толкнул Пендергаста в плечо.

— Как великодушно, — бесцветно отозвался Пендергаст.

— Конечно, конечно, — сказал Бартлетт. — Мы хорошо распорядимся вашей землей, я обещаю вам. Сам старый дом неприкасаем — будучи занесенным в Национальный Реестр Исторических Мест и все такое. В нем разместятся чертовски славный клуб, ресторан, бар и офисы. Поместье «Кипарисовая аллея» будет возведено экологически безопасным способом — зеленый сертификат строительства есть на всём! И, конечно же, в соответствии с вашими пожеланиями, кипарисовое болото будет сохранено как заповедник дикой природы. По закону определенный процент от строительства — хм, поместья — должен быть, так или иначе, районирован в экологических целях в качестве меры защиты для поверхностных стоков. Болото очень хорошо удовлетворяет этим требованиям зонирования. И конечно, не менее тридцати шести лунок гольф-клуба только добавит привлекательности «Кипарисовой аллее».

— Без сомнения.

— Вы будете моим почетным гостем любое время. Так что... вы начнете перемещать фамильное кладбище на следующей неделе? — спросил Бартлетт.

— Да. Я буду следить за всеми деталями. И расходами.

— Очень хорошо, что вы... уважаете мертвых. Похвально. Очень по-христиански.

— И потом, здесь есть еще Морис, — напомнил Пендергаст.

При упоминании Мориса — пожилого лакея, который поддерживал Пенумбра в течение бесчисленных лет — назойливое счастливое настроение Бартлетта немного упало. Этот Морис был древним, как сам мир, совершенно дряхлым, не говоря уже о суровости и молчаливости. Но Пендергаст оказался достаточно настойчивым в этом вопросе.

— Да. Морис.

— Он будет числиться здесь в должности официанта, так долго, как только он сам этого пожелает.

— На этом мы и договорились, — застройщик снова взглянул на массивный фасад. — Наши адвокаты свяжутся с вами обговорить окончательные детали даты завершения сделки.

Пендергаст кивнул.

— Хорошо. Теперь, я покину вас и... леди... чтобы вы могли отдать последнюю дань этому месту, и, пожалуйста, не торопитесь! — Бартлетт сделал деликатный шаг прочь от дома. — Или, может, вас нужно отвезти в город? Вы, должно быть, приехали на такси — я не вижу машины.