Эшли Дьюал - Смертельно прекрасна

– Не знаете? – Я рассеянно смотрю на Ноа.

– Я не мог поступить иначе. И Джин не могла.

– Реджина Блэк.

– Я хотел бы успокоить тебя. Но я не умею.

– Да, не умеете, – поднимаюсь и запускаю пальцы в волосы. Внутри растет что-то, что я не в состоянии контролировать, горячее и большое, отчего подкашиваются ноги. Я ничего не понимаю. – Почему?

Ноа молча выпрямляется и пристально смотрит на меня. Мне становится еще хуже.

– Я совсем не знала свою мать.

– Она защищала тебя.

– От чего? От правды?

– Правда ранит людей.

Ранит? А ложь приносит удовольствие?

Бессильно сжимаю виски.

– Кто вы? Кто вы, Ноа Морт?

– Я – Смерть, Ариадна.

– Вы знаете, о чем я спрашиваю.

Ноа молчит. Даже у Смерти недостаточно сил, чтобы просто взять и сказать такое.

– Мама спасла меня. Но правда всегда выплывает на поверхность. И на все вопросы находятся ответы. Она должна была это понимать.

– Она молчала, чтобы спасти тебе жизнь, Ариадна.

– Она молчала о том, кто я… – поднимаю растерянный взгляд на мужчину. – Она молчала о том, кто вы ! Это самое важное. Неужели неясно, что нельзя так поступать с теми, кого любишь. Нам не нужны секреты, не нужны жертвы. Боюсь даже представить, что бы подумал мой папа. Что бы он сделал?

– Лукас был хорошим человеком.

– Да. Был. А вы – нет. Ни вы, ни мама. Вы не имели права.

– Не тебе судить. Джин жила ради тебя и твоей сестры. Она скрывалась от Люцифера, потому что не хотела больше связываться с этой стороной своей жизни.

– Как можно скрыться от собственной сущности?

– Ты бы никогда не узнала о том, кто ты, если бы не стечение обстоятельств.

– Судьба? – усмехаюсь я. – Может, я не к тому на прием записалась? Может, мне стоило пойти к ней?

– Ты здесь, потому что так нужно, Ари, – отрезает Ноа Морт, подходя ко мне ближе. – И ты можешь отрицать это, ненавидеть, не понимать, но ничего не изменится.

Он что, отчитывает меня? Я сжимаю кулаки, еле сдерживая растерянность, злость, обиду. Что он делает? Рассказывает мне о том, как жить? Как просто принять перемены и поверить в полную чушь, продолжить ходить, будто бы ничего не изменилось?

– Вы все сказали?

Ноа Морт удивленно поднимает брови. Наверное, сейчас он перебирает в голове все эти штампы, вроде: все нормально, ты справишься, все получится. Та самая мотивирующая чушь для неудачников, которую так любила мама.

– Ты хотела узнать правду, – после долгого молчания говорит Ноа.

– Да.

– Но теперь тебе больно.

Он пристально смотрит на меня, будто изучает, будто копается в душе, а я отворачиваюсь, словно пытаюсь закрыться. Но ничего не выходит. Его взгляд проникает даже сквозь кожу.

– Скажи что-нибудь, Ари.

– Разве вы не читаете мои мысли?

– Ты ведь просила не читать.

– А вы сказали, что это невозможно.

– Я стараюсь.

Мои мысли совсем спутались, виски пылают от боли. Даже Ноа Морт вряд ли сейчас поймет, что творится в моей голове.

– Мне пора, – наконец шепчу я. – До свидания.

– Ари, – останавливает меня мужчина, и я покорно замираю на месте. – Возвращайся.

Вернуться? Куда? А главное – зачем. Мне все теперь представляется в черном свете. Не припомню такого. Внутри только пустота и растерянность.

Последний раз взглянув на Ноа, сжимаю ремень сумки и решительно выхожу из кабинета.

Я несусь вдоль коридора, наблюдая за плавающим горизонтом.

Храбрость – дар, которым обладают единицы. Принять удар и выстоять очень трудно. Люди падают. Падает каждый. Разница лишь в том, кто поднимается.

Я прохожу мимо девушки за стойкой и почти бегу к выходу. На улице прохладно. Набираю полную грудь воздуха и закрываю глаза.

– Ари? – Это Норин. Я слышу, как хлопают дверцы машины.

– Что случилось? – обеспокоенно интересуется Мэри-Линетт. Они глядят на меня, а я не знаю, что сказать. В горле будто иголки. Во всем моем теле будто иголки, и они торчат из меня, словно пики, кровоточат и горят.

– Ари, что с тобой?

– Что сказал Ноа?

Молчу. Потому что злость мешает мне высказать то, что я действительно чувствую. Все, что я произнесу, будет очередной ложью. Стискиваю зубы. Бежать отсюда. Мне нужно побыть одной.

– Ари! – Мэри идет за мной. – Что происходит? Куда ты?

– Хочу привести в порядок мысли.

– Какие мысли? Что произошло в кабинете Морта?

– Ничего.

– Ари! Постой!

Мэри хватает меня за руку, но я резко выворачиваю ладонь:

– Оставь меня в покое!

– Ари, что ты… – взгляд тетушки мутнеет. Она бы и хотела подойти ближе, но не может. Чувствую укол вины, глядя на то, как глаза тетушки наливаются страхом и отчаянием:

– Прости, я не хотела. Прости, я… – трясу головой, – это случайно.

– Ари, поехали домой, – спокойным голосом просит Норин, делая шажок навстречу. Я вижу, как предательски подрагивают ее тонкие губы, но не шевелюсь. Норин приближается ко мне осторожно, будто к опасному зверю. – Давай приедем домой и все обсудим.

– Нечего обсуждать.

– Ари, садись в машину.

– Нет, – я покачиваю головой. – Простите, пожалуйста. – В горле застревает колючий ком вины и обиды, но я стою на своем. – Я не поеду. Я должна побыть одна.

– Побудешь одна дома.

– Уезжайте.

– Прекрати, – железным голосом отрезает тетя Норин и подается вперед, сжав пальцы. – Не делай этого.

Но я сделаю, я знаю, что смогу, и поэтому не думаю ни о чем. Сдвинув брови и глядя Норин прямо в глаза, шепчу:

– Уезжайте и не ищите меня. – Она замирает, а я повторяю чуть громче: – Уезжайте!

Получается! У меня получается, будто я всю жизнь пользовалась своим даром. Норин не может побороть принуждения, хоть я и вижу, как она старается. И Мэри-Линетт не может. Женщины садятся в машину и уезжают.

Я поступаю некрасиво, неправильно. Но по мне, так жизнь вообще неправильная штука, полная разочарований, боли и тайн. Жизнь ломает, а не люди ломаются. Обстоятельства сносят крышу, а не мы просыпаемся однажды, совсем иначе взглянув на ситуацию. Нас делают наши поступки. Но поступки мы совершаем по определенным причинам, которые зависят от поступков других людей. Все это лишает нас способности отвечать за свои действия, а еще оправдывает, ведь как можно отвечать за то, что ты сделал, если причины кроются не в твоем истинном желании, а в безысходности, в обиде, в невозможности принять правду?

Я шагаю вдоль незнакомых улиц, ощущая в груди пустоту и злобу. Ненавижу все, что меня окружает. Дома, машины, людей.

Мама говорила, я сильная. Зачем она меня обманывала? Если бы она считала меня сильной, то сказала бы правду. Призналась бы, что мой дом, мой отец, моя сестра – все это чужое! Раскрыла бы невероятные секреты и тайны семьи. Объяснила бы, что за порогом нашего дома совсем другая жизнь, и я – другая.