Эшли Дьюал - Смертельно прекрасна

– Вам придется меня убить.

– Вас убьет Господь, мисс Блэк. Он убивает всякого грешника, осквернившего землю его. Он вас убьет, – захлебываясь, повторяет мужчина. – Убьет.

Какие-то тени окружают меня. Лиц не видно, лишь нечеткие силуэты в длинных мантиях.

Меня ведут вниз по узким ступеням. Вскоре темнота поглощает последние отблески вечернего солнца. Я пытаюсь дышать ровно, но не могу, не выходит. В мозг проникают запахи гнили и сырости.

Но они не перебивают запах ладана, витающего над головами, будто туман. Я понимаю, что нахожусь в церкви или, точнее, под ней. И еще я понимаю, что угодила я в опасную ловушку.

Глаза все еще щиплет. Я часто моргаю, пытаясь разглядеть хотя бы что-то.

Неожиданно из глубины подвала доносятся странные, монотонные звуки. Там хором читают Библию.

Мы оказываемся в каком-то зале. В неясном свете факелов я не могу разглядеть стен, только светлые пятна окон.

– Здравствуй, – раздается довольно приятный голос, и вслед за голосом передо мной всплывает огромная тень. Я дергаюсь, но железные пальцы шерифа вновь больно впиваются в мою кожу.

– Святой Отец, я привел ее, – смиренно хрипит Пэмроу прямо над моим ухом, – я сделал, как вы велели.

Пастор молчит, а я вдруг понимаю, что Святой Отец – возможно, отец Джил. Ведь именно о нем мне рассказывал Хэрри?

– Мистер Хью! – восклицаю я, подавшись вперед. Это моя последняя надежда, у меня нет выбора! – Мистер Хью, что вы делаете? Отпустите меня, прошу вас.

Неожиданно пальцы, сжимавшие мои плечи, исчезают. Я оказываюсь прямо перед огромной тенью и вскидываю подбородок.

– Ты знаешь мое имя, дитя?

– Я знакома с вашей дочерью.

Молчание. Нервно оглядываюсь по сторонам. Кругом такие же силуэты в длинных балахонах. Ужас скручивает внутренности тугим узлом.

– Что вам нужно? – Мои губы трясутся. – Чего вы хотите? Я не понимаю.

– Ты знаешь, дитя мое. Ты отравлена.

– Отравлена?

– Тебя поглотил грех. Мы хотим помочь тебе. Господь примет всякого, нужно лишь так в него верить, как он верит в нас.

– Отпустите меня, – в который раз рычу я, – вы должны отпустить меня.

– Нет.

Его ответ будто пощечина. Колени дрожат, но я стараюсь держаться ровно.

– За что?

Тени, окружившие меня, сжимают кольцо.

– За то, что не веровала в Бога и не уповала на спасение Его… – шепчет святой отец и, обхватив ладонями мое лицо, прижимает к себе, словно хочет защитить меня. Но на самом деле он душит меня.

– Если какая душа обратится к силам дьявольским, то я истреблю ту душу.

Пытаюсь оттолкнуться. Рыча, стискиваю зубы, а мужчина крепко жмет меня к себе и шепчет ядовитым, тихим голосом, полным уверенности и восхищения, будто бы я – средоточие всех напастей человеческих, и, убив меня, мир избавится от смерти.

– Ни смерть, ни жизнь, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина не могут отлучить нас от любви Божией во Иисусе Христе, Господе нашем.

Десятки голосов повторяют слова пастора, и я чувствую, как множество рук хватают меня и тащат в глубь подземного святилища. Мой мозг отказывается осознавать происходящее. Я верчу головой, кричу, но в ответ слышу лишь монотонный речитатив молитвы.

Факелы вспыхивают ярче, голоса становятся громче.

Меня привязывают крестом к толстым деревянным балкам и поднимают в воздух. Порыв холодного воздуха обдувает мое разгоряченное, мокрое от слез и пота лицо.

– Что вы делаете! – кричу я, пытаясь вырваться из веревок, раздирая запястья до крови. Извиваюсь, откидываю назад голову, задыхаюсь от ужаса. – Отпустите! Вы… не можете, не можете! Боже…

Никто не поможет мне, никто меня не спасет, я одна, я умру здесь, они меня убьют.

– Мы спасем тебя, дитя мое, – возглашает священник. Я не успеваю посмотреть на него, лишь чувствую, как ледяное острие ножа скользит от плеча до ладони. Боль невыносима. Нет, не надо, что они делают? Нет!

– Мы избавим тебя от страданий, твоя кровь отравлена, она прольется, и ты обретешь покой, ты больше не слуга Дьявола, ты слуга Господа!

Тугие кровавые струи бегут по рукам. Дышать становится нечем.

– Ты спасешь душу свою, а мы детей своих… – новая боль пронзает второе плечо. На этот раз святой отец не спешит, ведет лезвие медленнее и глубже. – Господь пощадит тебя, если ты его примешь, если ты покаешься в грехах своих, в грехах семьи своей покаешься…

Я завываю, трясу ногами. Мне больно. Но я уже знаю, что это не предел. Они сделают мне еще больнее!

Где-то рядом слышится потрескивание, будто поленья горят в костре. Тянет дымом. Выворачиваю голову, но ничего не могу разобрать. Только тени в просторных балахонах приближаются ко мне со всех сторон. Рыдания душат меня, горло разрывается от крика.

– Ты отмечена им, дитя мое, – священник трогает мою шею ледяными пальцами.

– Не надо, не делайте мне больно, не делайте… – ужас заливает легкие огнем.

– Ты отмечена Дьяволом!

– Это неправда, неправда!

– Ты слуга его, но ты слуга Господа, а он посягнул на твою душу… Ты должна помнить, кому принадлежишь. Ты забыла. Ты будешь помнить. – Он разрывает ворот моей футболки, ткань трещит, обнажая плечо и спину. – Ты будешь о Нем помнить, как Он помнит о тебе, дитя мое.

Сквозь темноту проносится алая молния. Над самым моим ухом раздается шипение. И тут я начинаю понимать, что сейчас произойдет.

Раскаленная сталь впивается в плечо с противным звуком. Господи, никогда в жизни мне еще не было так больно и страшно! Кажется, горло вот-вот разорвется от крика и ужаса. Перед глазами все плывет и кружится. Вопль словно материализуется. Я вдруг чувствую исходящую из моей груди силу, волну, которая прокатывается по всему залу, ударяется в стены, выбивая окна.

Ветер врывается в подвал.

Вы заплатите, вы заплатите за все, что со мной сделали.

Я приподнимаю голову навстречу дождю из стекла.

Я закрываю глаза, а осколки падают на нас, на меня, и врезаются в кожу и в лица, и в каменный пол, рассыпаясь на мелкие кусочки. Я растягиваю губы в сумасшедшей улыбке, а люди взвывают от ужаса и боли, и тогда меня вдруг резко дергают на себя чьи-то руки.

– Ты проклята, – хрипит Пэмроу и трясет меня за оголенные плечи. – Ты проклята!

Деревянные четки мелькают перед моими глазами – шериф со всей силы бьет меня кулаком в челюсть. Голова откидывается назад, во рту появляется привкус крови.

А Пэмроу вновь тянет меня к себе и вновь бьет, теперь по ребрам, выколачивая из грудной клетки остатки воздуха.

И вдруг все исчезает. Я не чувствую боли, не вижу ничего вокруг, не ощущаю ударов.

– Интересно, – шепчет знакомый голос, и я почти уверена, что звучит он только в моей голове. – А ты сильнее, чем я думал, Ариадна Монфор. Гораздо сильнее.

Я знаю, кому он принадлежит. Я хорошо помню рубиновые глаза, сероватую кожу, светлые, почти белые волосы… Люцифер становится частью моих мыслей, частью меня самой.