Михаил Ежов - Фаталист

Раевич вдруг успокоился. Лицо его приобрело прежний вид. Даже удивительно, насколько быстро происходила трансформация: словно кости черепа не участвовали в ней, а изменения были лишь иллюзией.

Банкомет сел в кресло, вцепившись пальцами в подлокотники – только это и выдавало его ярость.

– Ты их получишь! – сказал он глухо. – Я расплачусь с тобой немедленно!

– Мы перешли на «ты»?

– Вы, смертные, – жалкие букашки! – презрительно ответил Раевич. – А ты еще и мертвец!

– Помнится, вы говорили, что сами не убиваете, – напомнил Григорий Александрович. Ему вдруг пришло в голову, что револьвер может и не защитить его. Если Раевич – кем бы он ни был на самом деле – смог оживить Грушницкого, то уязвим ли он сам для пуль?

– Для тебя я сделаю исключение, – ответил Раевич.

Он выдвинул ящик стола и вынул четыре пачки банкнот.

– Твой выигрыш, – сказал он, придвигая их к Печорину.

Тот не шелохнулся.

– Как насчет еще одного пари? – спросил Григорий Александрович. – Ставлю, что убью вас не более чем… ну, скажем, тремя выстрелами.

Раевич оскалился. Зубы у него были треугольные, как у хищника.

– Сто тысяч против твоей души?

– Именно.

– Но если убьешь, кто заплатит проигрыш?

– Положите деньги на стол. Я возьму их, если выиграю. Только прошу вас написать записку, чтобы меня не обвинили в убийстве с целью ограбления.

Раевич смерил собеседника оценивающим и слегка насмешливым взглядом.

– Что ж, – проговорил он, беря перо, – почему бы и нет? Получить твою душу мне будет даже приятней, чем просто прикончить тебя.

– Я ведь правильно понимаю, что в случае, если я все-таки проиграю, вы не станете ускорять мою кончину? Помнится, вы говорили мне на этот счет.

Раевич прищурился.

– Думаешь избежать таким образом смерти?

– Насильственной и по вашему почину.

– Так и быть. Если проиграешь, живи, сколько отпущено.

Раевич взял лист бумаги, развинтил чернильницу и быстро написал несколько строк.

– Устроит? – Он протянул документ собеседнику.

Григорий Александрович пробежал его глазами, одновременно приглядывая за Раевичем. Тот ждал с кривой ухмылкой.

– Вполне, – кивнул Печорин, кладя бумагу обратно на стол, чтобы дать высохнуть чернилам. – А деньги?

Банкомет выложил из ящика еще четыре пачки банкнот.

– Пересчитаешь? – спросил он язвительно.

– Я вам доверяю. Можно задать один вопрос?

– Тебе что-то непонятно? – скривился Раевич.

– Душа должника достается вам после его смерти, так? Как же вы намереваетесь поработить душу одной из великих княжон при помощи своей машины?

– Я мог бы оставить тебя терзаться этой загадкой в последние минуты твоей жалкой жизни, – сказал банкомет, – но так и быть… На каждую сотню душ, доставшихся мне по правилам, которые тебе известны, я могу взять одну, не дожидаясь смерти владельца. Правда, для этого он должен находиться рядом с машиной. Вот и все.

Раевич снова потянулся к ящику стола, но не закрыл его, а достал из него маленький серебряный револьвер и направил на Печорина. Григорий Александрович ожидал чего-то подобного и понимал, что его визави не в том настроении, чтобы тянуть с убийством, а потому сильно оттолкнулся ногами от пола, одновременно подаваясь всем телом назад.

Он опрокинул стул одновременно с раздавшимся выстрелом. Пуля рассекла воздух перед его лицом. Григорий Александрович перевернулся, вставая на колени. Револьвер уже был в его руке.

Раевич выстрелил снова, но попал в пол справа от Печорина. Взметнулись щепки. Банкомет нажал на спусковой крючок в третий раз, и пуля угодила Григорию Александровичу чуть ниже ключицы. Его отбросило выстрелом на тяжелое кресло.

Печорин выстрелил дважды, почти не целясь. Револьвер был короче и легче привычного ему однозарядного пистолета, и Григорий Александрович никогда специально не упражнялся с таким оружием, но ему повезло: Раевич пошатнулся и рухнул в стоявшее за столом кресло. Лицо у него приобрело удивленное выражение. Он попытался поднять руку с револьвером, но не смог. Григорий Александрович выстрелил еще раз, теперь уже прицелившись и помня о восставшем из мертвых Грушницком. Пуля попала банкомету в лоб! Миг – и по лицу Раевича потекла тоненькая красная струйка.

Печорин хотел подняться, но передумал: голова закружилась, в глазах потемнело. Должно быть, это из-за раны. Да еще недавнее приключение у Лиговских… Сейчас в дом ворвется Вахлюев со своими людьми – лучше дождаться их.

За дверью послышался топот, раздались возбужденные крики. Вот и полиция! Наверное, князь Скворцов будет недоволен, что Раевич мертв. С другой стороны, это позволит ему сочинить произошедшим в Пятигорске событиям такое объяснение, какое устроит всех.

Дверь распахнулась, и на пороге возник знакомый уже Печорину драгунский капитан с пистолетом в руке. За ним виднелись слуги. Печорин выстрелил первым. На этот раз ему повезло меньше, и пуля ударила в стену. Щепки полетели в лицо капитану, тот отшатнулся и исчез в коридоре.

Где же этот проклятый полицеймейстер?! Двадцать минут наверняка прошли!

В проеме мелькнуло чье-то обеспокоенное лицо, и Григорий Александрович пальнул еще раз, не целясь – просто для острастки.

– А ну, сдавайся! – раздался голос драгунского капитана. – Не то убьем!

– Попробуй! – крикнул Печорин, держа дверной проем под прицелом. Его одежда пропиталась кровью с обеих сторон – к счастью, пуля Раевича прошла навылет.

Где-то затрещали доски, и через десять секунд дом наполнился криками. Топот возвестил о прибытии полиции. Спустя некоторое время в дальнем крыле раздался выстрел, за ним другой. Слуг из коридора как ветром сдуло.

Печорин улыбнулся: на этот раз пронесло! Значит, фортуна по-прежнему любит его.

Со стороны письменного стола донесся шорох. Григорий Александрович резко обернулся и увидел Раевича, медленно встающего и вытирающего ладонью кровь с лица. От этого она лишь размазалась, и теперь щеки и подбородок банкомета покрывали алые разводы. На губах его змеилась торжествующая ухмылка.

– Похоже, пари вы проиграли, Григорий Александрович! – проговорил он, обходя стол. Руки его сжимались в кулаки и тут же разжимались снова – кажется, он намеревался задушить противника. Пистолет, во всяком случае, банкомет не подобрал.

Печорин выстрелил, но Раевич ловко увернулся от пули, как от мухи, и она попала в стену за его спиной. Григорий Александрович нажал на спусковой крючок снова, но раздался лишь сухой щелчок. Ну конечно, он же потратил все шесть патронов! Вот проклятье!

Лицо Раевича исказилось. Теперь оно не просто напоминало звериное, оно действительно превратилось в морду неведомой твари, которой место может найтись разве что в иных мирах или в самой преисподней! Кабинет наполнился запахом тления и зловонием гниющей плоти.