Михаил Ежов - Фаталист

– Этого я не знаю, – ответил Печорин. – Вы просили сыскать душегуба, я сыскал.

– С вас спрос, конечно, невелик, – согласился Скворцов. – Свое дело вы сделали. Да только перестарались.

– Вахлюев ваш Раевича не взял бы, – сказал Григорий Александрович. – Мне и самому случай помог.

– Может, и так, – не стал спорить князь.

– А что с машиной этой дьявольской?

– Вот еще морока, между прочим. Куда ее? В подвале оставить придется пока. Не подступиться ж. Пусть из столицы специалисты какие-нибудь приезжают и увозят эту богопротивную мерзость куда пожелают!

– А не уничтожить ли ее? – спросил Печорин с надеждой. – Зачем ждать?

– Не велено. Сказано ждать и охранять.

Григорий Александрович поджал губы: он так и знал, что этим кончится. Чудовищный агрегат Раевича будут изучать, и кто знает, для каких целей используют!

– Что ж, отдыхайте, голубчик. – Скворцов поднялся со стула, крякнул по-стариковски. – Не буду мешать. Дело то… которым я вас принудил… забудьте. Похоронено.

– Благодарю, – сухо ответил Печорин.

От него не ускользнуло, что недавнее «сверх того с меня причитается» теперь забыто. Все-таки смерть Раевича расстроила князя сильнее, чем тот показывал.

– Ну, прощевайте, стало быть.

Когда градоначальник вышел, Григорий Александрович лег, уставившись в потолок. Перед глазами возникла машина Раевича: заполненные душами резервуары, черная бездна, в глубине которой скрывался некто огромный и жадный до человеческих страданий. Печорин видел его хобот, когда умирал Раевич, и при одной мысли, что до сих пор существует «окно», через которое тварь способна смотреть на мир людей (а быть может, каким-нибудь способом даже и проникать в него), его пробирала дрожь.

Вошел денщик, положил на столик игральную карту.

– Что это такое? – спросил Григорий Александрович.

– Двойка червей, ваше благородие, – отозвался тот. – Должно быть, выпала из колоды. Хотя ума не приложу, как.

– Где ты ее взял?

– Да валялась. Около двери. Может, князь, выходя, обронил?

– Иди спать. – Печорин отвернулся. Ему было о чем поразмыслить, помимо игральных карт.

Пятигорск не оправдал ожиданий Печорина – он их превзошел. Когда Григорий Александрович отправлялся на воды, он хотел умереть. Уйти из жизни красиво, и чтоб было не стыдно. Маленький кавказский городок предоставил ему не одну возможность осуществить этот план, но фортуна была на стороне Печорина, и он каждый раз оставался жив. Быть может, неспроста? Кто знает, не знак ли это свыше? Что, если Григорий Александрович слишком рано задумался о смерти и совершил не все, что ему положено?

Печорин размышлял об этом до самого утра, так и не сомкнув глаз. Когда пропели вдалеке петухи, Григорий Александрович принял решение: если в последнем мероприятии он останется жив, то не станет больше искать смерти. Если же нет… что ж, можно ли мечтать о лучшей гибели, чем та, которая ожидает его в случае неудачи?

Печорину вспомнился сон, в котором к нему являлась Негурова, чтобы предречь смерть. Было ли это только видение, порожденное отравленным чувством вины сознанием, или он действительно видел призрак? В свете того, что открылось Григорию Александровичу в ходе расследования, он готов был поверить во что угодно, даже в привидений и проклятия.

Печорин вернулся мыслями к предстоящему делу. Он знал, что до приезда жандармов Охранного отделения машина Раевича будет храниться в подвале, потому что извлечь ее оттуда покамест возможным не представлялось. Вахлюев отрядил четырех человек для охраны. Собственно, никто не думал, что кому-то может понадобиться этот агрегат, тем более что сведениями о нем располагали единицы – даже среди подчиненных полицеймейстера информация не распространялась. Дом очистили и велели сторожить – вот и все, что знали приставы.

Поэтому Григорий Александрович не видел особых препятствий для проникновения в подвал.

Он не стал ждать вечера или ночи – к тому времени могли уже прислать кого-нибудь из Охранки. Для своего дела он выбрал время обеда. Все приставы наверняка соберутся в одной комнате и будут заняты едой. Печорин очень сомневался, что они станут трапезничать по очереди, оставляя одного человека на дежурстве. В лучшем случае – запрутся изнутри.

Однако перед этим у него было еще одно дело – разговор с драгунским капитаном. Сообщника Раевича допрашивал Вахлюев. Григорию Александровичу очень хотелось понять, как получилось, что Грушницкий заключил пари, а банкомет не знал, что дуэль подстроена. Или все-таки знал? Вот это и надо было выяснить у капитана.

Ближе к полудню он отправился в участок.

Вахлюева Григорий Александрович застал на крылечке с папироской в зубах. Полицеймейстер был без фуражки и перчаток – видно, что отлучился на минутку. Должно быть, упарился обрабатывать кого-то из арестованных, вот и вышел освежиться.

– Вас подлечили уже, да? – спросил он, окинув Григория Александровича быстрым взглядом. – Скоро же вы встали.

– Недосуг дома рассиживать, – отозвался Печорин, подходя. – Что с подельниками Раевича?

– У нас содержатся. А что?

– Есть один разговор.

– К ним?

– К драгунскому капитану. Фамилия его, кажется… нет, не припоминаю.

– Романчев. – Полицеймейстер бросил окурок и затоптал каблуком. – Картежник и плут. Наверняка еще и бретер.

– Это вряд ли, – возразил Печорин, вспомнив дуэль с Грушницким. – Для бретера капитан трусоват. Я ему предложил как-то стреляться, так он отказался.

– Да? Ну что ж, стало быть, просто выжига. Он клянется, что знать не знал о планах Раевича и просто играл у него дома, как прочие.

– Врет. Я сам слышал, как они с Грушницким обсуждали пари на сто тысяч против души.

– Что врет, ясно. Но мы его разговорим. Так о чем вы хотели перемолвиться с этим… капитаном?

– Как раз о пари Грушницкого.

Понимая, что полицеймейстер не отстанет, Печорин вкратце объяснил, в чем дело.

– Ну тут, я думаю, хитрость небольшая, – хохотнул Вахлюев. – Посмотрим, правильна ли моя догадка. Если, конечно, капитан вам ответит.

– Так я могу с ним поговорить?

– Разумеется. Идемте, я провожу. Мы как раз допрашиваем его дружка, одного из прихвостней Раевича, так что у вас будет время до того, как мы снова возьмемся за капитана.

Вахлюев оставил Печорина в маленькой камере. Прикрыв дверь, он ушел – до Григория Александровича донеслись его удаляющиеся шаги.

Капитан имел вид весьма плачевный: лицо в синяках, в уголках рта запеклась кровь. Нос, кажется, сломан.