Михаил Ежов - Фаталист

– Что вам угодно? – просипел он так, словно страдал насморком.

– Только одно. Скажите, как получилось, что Грушницкий заключил пари с Раевичем.

Капитан криво усмехнулся и тут же поморщился от боли.

– Почему бы и нет? – спросил он.

– Вы знали, что дуэль подстроена.

– Что ж с того?

– Не валяйте дурака! Зачем вы позволили Грушницкому обмануть своего… в общем, Раевича.

– Моего сообщника, вы хотели сказать? Или начальника?

– Вам виднее, – холодно ответил Печорин.

– С какой стати мне вам отвечать? Чтобы вы передали мои слова этому… полицеймейстеру ?

– Он и так убежден в вашей виновности. Вы же не рассчитываете всерьез избежать наказания за содеянное?

– Это еще бабушка надвое сказала!

– Вас не отпустят. Скоро здесь будет Охранка. Жандармы за вас примутся по-настоящему. Все это, – Григорий Александрович указал на следы побоев, – покажется вам ерундой.

– Я вижу, вы знакомы с методами работы этих шакалов! – усмехнулся капитан. – В столице довелось?

– Почему вы не предупредили Раевича? – проигнорировал вопрос Печорин.

Капитан покачал головой.

– Да все просто, – сказал он. – Грушницкий обещал мне половину выигрыша. Пятьдесят тысяч.

– И вы предали…

– Своего начальника ? – Капитан рассмеялся, и на его губах выступили капельки крови. – Бросьте! Раевич помогал мне наживаться на богачах и жадных дураках! Не настолько я был ему предан, чтобы отказываться от кучи денег. Кто же знал… – Капитан помрачнел, голова его поникла. От бравады не осталось и следа. – …что он, дьявол, покушается на… государственность!

– Вы считали, что все эти пари на души – просто шутки?

– А что я должен был думать? Конечно, я был уверен, что Раевич – сумасшедший. Богатый сумасшедший, играющий в Сатану.

Григорий Александрович поднялся.

– Вы и сами стали жертвой жадности, – сказал он. – Так что напрасно столь презрительно отзываетесь о «дураках».

Капитан поднял на него взгляд, но ничего не ответил.

Печорин постучал в дверь, и ему открыл один из тюремщиков, оставленных Вахлюевым снаружи камеры.

– Мы закончили, – сказал Григорий Александрович, выходя.

Полицеймейстер встретил его в конце коридора: он сидел возле дежурного и курил папироску.

– Ну что вам сказал Романчев? – поинтересовался он, вставая.

– Давайте проверим вашу догадку.

– Я предполагаю, что Грушницкий, ваш бывший приятель, обещал капитану куш с выигрыша. Не знаю, правда, сколько. Может, треть.

– Половину.

Вахлюев рассмеялся.

– Щедро, однако! Жизнью-то рисковал он один.

– Он думал, что находится в безопасности.

– Что вы имеете в виду?

– Неважно. Мне нужно с вами переговорить приватно.

Полицеймейстер прищурился.

– Вот как? Ну, идемте в кабинет.

Когда они пришли к Вахлюеву, тот распахнул окно, дав свежему воздуху ворваться в комнату.

– Итак? Что за секреты? – спросил он, оборачиваясь.

– Мне понятно, почему вы так легко поверили в мой рассказ о Раевиче и всем прочем, – сказал Григорий Александрович.

– Да?

– Я видел, как Раевич разговаривал с вами в ту ночь, когда арестовали пьяного казака.

Вахлюев пристально поглядел на собеседника. Лицо его было спокойно.

– Он действительно был там. Как и многие.

– Раевич убеждал вас заключить пари, а вы отказывались. Это совершенно ясно.

Полицеймейстер пожал плечами.

– Когда вы произносите вслух свои догадки, господин Печорин, они становятся похожи на клевету.

– Для этого потребно обвинить вас прилюдно.

– Пожалуй.

– Вы знали про деятельность Раевича и ничего не предприняли.

– Может, и так. Но речь-то шла о ста тысячах против души. Ни о каких убийствах разговора не было. Вы и сами знаете, что про выкуп Раевич сообщал лишь после заключения пари. Так что перед законом и своей совестью я совершенно чист. – Вахлюев прошел за свой стол. – Чего вы хотите? Вряд ли денег за молчание. Не такой человек.

– Вы правы. Деньги мне не нужны.

– Тогда что?

– Хочу, чтобы вы мне помогли.

– Каким образом?

Григорий Александрович на несколько секунд задумался: стоит ли открыться этому человеку? Решил, что иного выхода нет. Придется рискнуть.

– У меня есть задумка, – сказал он. – Это личное. Для нее необходима одна вещь. Я уверен, вы способны ее достать.

Вахлюев прищурился.

– О чем идет речь?

– О динамите.

Полицеймейстер крякнул.

– Не ожидал! Зачем он вам?

– Говорю: для личных нужд. Вам не о чем беспокоиться.

Шагая через полчаса по улице, Григорий Александрович думал о плане Раевича. Его страшная сила заключалась в том, что никто, даже сообщники ростовщика, не верили в серьезность происходящего. Убийства, совершаемые в качестве выкупа, казались им, должно быть, самой опасной частью этого мероприятия. Того, что некто действительно способен поглощать человеческие души, они не допускали. И все же наступал момент, когда заключивший пари начинал сомневаться в том, что Раевич – всего лишь богатый сумасшедший. И тогда этот человек убивал, чтобы спастись в случае проигрыша. Как он потом продолжал существование, побывав на том свете (подобно Фатову) и зная, что там есть нечто? Списывал все на чудесное исцеление, убеждал себя, что стал медицинским феноменом? Сходил с ума? Или продолжал жить в страхе, понимая, что всего лишь отсрочил встречу с неизбежным? А главное, находил ли такой человек силы поверить в то, что произошло с ним?

Попасть в дом Раевича не составило труда, Григорий Александрович просто вошел через дверь; приставы не ожидали никого и спокойно обедали. До Печорина доносились их оживленные голоса. Даже удивительно, насколько безалаберными могут быть люди, если их начальник не считает нужным выполнять свои непосредственные обязанности.

Дверь в подвал оказалась заперта: полицейские предусмотрительно навесили на засов замок. К этому Григорий Александрович был готов. Он специально прихватил с собой какой-то сыскавшийся у денщика металлический инструмент, название которого было ему неизвестно. Им можно было поддеть и оторвать засов, не снимая замка. Так Печорин и поступил. С непривычки пришлось повозиться, тем более что следовало позаботиться о том, чтобы полицейские наверху ничего не услышали.

Наконец Григорий Александрович открыл дверь и вошел в подвал. Здесь было темно и пусто. Именно такое ощущение сразу охватило Печорина. Неужели машины тут нет? Ее ведь не могли никуда перевезти – в этом он был уверен. Тогда откуда это чувство? Он зажег фонарь, который взял с собой, и двинулся вперед.

Почти сразу Григорий Александрович успокоился: очертания агрегата, укрытого тканью, он ни с чем не спутал бы! Но машина словно была мертва: никакого напряжения в воздухе не ощущалось, озоном не пахло, и вообще складывалось впечатление, будто она… отключилась. Если это так, то, возможно, уничтожить машину легче, чем он предполагал. Но что стало с душами, заключенными в резервуары? Они по-прежнему томятся в стеклянных сосудах или улетели в… Григорий Александрович понятия не имел, куда деваются души. Оставалось лишь надеяться, что не в тот жуткий мир, который открылся ему во время гибели Раевича.