Лев Гроссман - Земля волшебника

– Меня другое волнует, – сказал он. – Как мы откроем саквояж, если те двое не сумели?

– Есть одна задумка, только тебе не понравится.

– Почему?

– Потому что мне тоже не нравится. Думаю, мне надо кое-что рассказать о себе…

– Chochachos! [8]– Кто-то – Стоппард – хлопнул по плечам их обоих. – Что пьем?

Так веселиться может только человек, который напился первый раз в жизни. С какой стати его здесь вообще обслуживают? Мало что несовершеннолетний, так еще и пьян в стельку.

– Погодите. Вы что, знали друг друга раньше?

– Возможно.

– Это не то, что ты думаешь, – добавила Плам.

– Угу, – многозначительно ухмыльнулся Стоппард.

– Определенно не то, – подтвердил Квентин.

– Просто я испортила ему жизнь. И ему, и себе. Надо все-таки выпить, пожалуй.

Все началось, можно сказать, с невинной шалости… хотя нет, не совсем так. Даже Плам признавала, что шалость не столь уж невинная – может, потому и сделала это, если начистоту.

Будучи бесспорным основателем Лиги, она себя заодно и президентом назначила, без всяких там выборов. Предлагая членство другим, она представляла Лигу как старую брекбиллскую традицию. Это, строго говоря, расходилось с истиной, но поскольку Брекбиллсу лет четыреста, какая-нибудь лига здесь существовала наверняка. Вполне разумное предположение, хотя идею она вообще-то заимствовала из книги П.Г. Вудхауза.

Дело в том, что Уортон вел себя плохо и должен был понести наказание. Предполагалось, что после этого он станет вести себя лучше – а если и нет, то Лига все равно должна как-то его покарать. Решение не совсем невинное, но понятное, разве нет? Да и есть ли на свете такое понятие, как невинная шалость?

Показателем любви Плам к Брекбиллсу могло служить то, что за все четыре с половиной курса он ей не опротивел. Она любила его разнообразные традиции, ритуалы и мифы (в надежде, что к ним причислят и придуманную ей Лигу), без всякой иронии, нисколько этого не стыдясь.

Они собирались после отбоя в забавном, неправильной формы кабинетике у Западной башни: его, насколько Плам знала, система безопасности не охватывала. Заседания она вела, лежа навзничь на полу; другие девочки располагались на кушетках и стульях, напоминая россыпь конфетти в долгожданном конце утомившей всех вечеринки.

Установив тишину с помощью заклинания, глушащего посторонние звуки в радиусе примерно десяти ярдов, Плам провозгласила:

– Итак, голосуем. Кто за то, чтобы наказать Уортона, скажите «да».

«Да» звучали по-разному: горячо, иронично, сонно. Плам лежала, закрыв глаза, раскинув каштановые волосы веером по ковру – некогда мягкому и красочному, ныне истертому до полной серости. Результат получился почти единогласным, и она обошлась без «нет». Преступление Уортона было не особенно тяжким, но его, согласно уставу Лиги, следовало пресечь.

Дарси разглядывала в стенном зеркале с облупленной позолоченной рамой свое «африканское солнце» образца 1970-х – с гребнем, как и положено. Ее длинные коричневые пальцы творили иллюзию, делая из прически то надувной мяч, то длинный воздушный шарик. Плам не знала, как она это делает: зеркальная магия была специальностью Дарси. Показушно малость, но пусть: ей не часто выпадает шанс блеснуть своими талантами.

В чем же провинился Уортон? Обед в Брекбиллсе по традиции подают первокурсники, которые едят после всех остальных, но официанта по винам ежегодно выбирают из студентов четвертого курса. Ему вручают ключ от винного погреба, он подбирает напитки к блюдам, разливает их и так далее. В этом году виночерпием избрали Уортона, который и вправду хорошо разбирался в винах: названия марок и виноградников у него прямо от зубов отлетали.

Лига, однако, сочла, что Уортон недостоин оказанной ему чести, поскольку систематически недоливает – особенно пятикурсникам. Финнам, как их именуют в Брекбиллсе, за обедом разрешается выпить два бокала вина, а Уортон наполняет оба разве что на две трети. Сама Плам не особенно западала по алкоголю, но Лига в целом очень бдительно относилась к своим винам и такого прегрешения простить не могла.

– Что он, по-вашему, с этим делает? – спросила Эмма.

– С чем?

– Да с излишками. Заначивает, небось. Что ни вечер, то бутылочка.

Из восьми состоявших в Лиге девочек присутствовали шесть. Эмма училась всего лишь на втором курсе.

– Распивает, что же еще, – предположила Плам.

– Одному целую бутылку не одолеть.

– Ну, с дружком своим, с греком… как его там.

– Епифаний, – хором подсказали Дарси и Челси.

Челси, поджав колени, возлежала на кушетке напротив Дарси и лениво пыталась подпортить ее зеркальные фокусы. Чужое испоганить всегда легче, чем самому колдовать: в магии много таких мелких подвохов.

Дарси угрюмо сосредоточилась. Зеркало загудело, отражение закрутилось спиралью.

– Перестань, разобьешь, – сказала она.

– Может, он установил постоянные чары, которые требуют возлияний, – не унималась Эмма. – Мужскую силу укрепил, например.

– Застраховал свой пенис на семь дней по двадцать четыре часа? – уточнила Плам.

Эмма, показавшая себя выскочкой в обществе более старших и мудрых, залилась краской.

– Ну а что… вон он какой накачанный.

Челси воспользовалась общей заинтересесованностью: отражение словно в черную дыру затянуло, и Дарси пропала из зеркала – только на диванной подушке виднелась легкая вмятина.

– Есть!

– Качок не обязательно супермужчина. – Люси, философическая бледная «финка», говорила, похоже, на основе личного опыта. – Спорю, он отдает вино привидению.

– Никакого привидения нет, – бросила Дарси.

Кое-кто всегда верил, что в Брекбиллсе есть свое привидение, а в этом году вокруг него возник настоящий культ. Эмма говорила, что видела его за окном, Уортон утверждал то же самое.

Плам тоже втайне желала увидеть его, но они ведь никогда не показываются тем, кто этого хочет. Поэтому она не была полностью уверена, что оно существует. Это как с бывшей лигой: то ли была, то ли нет, поди докажи.

– А что, собственно, означает «супермужчина»? – спросила Челси.

– Это который не спускает себе в штаны, – пояснила Дарси.

– Девочки, девочки, – вмешалась Плам. – Нас не должно волновать, куда Уортон спускает, – давайте решим, как быть с пропавшим вином. У кого есть план?

– У тебя, – сказали, снова хором, Дарси и Челси. Театральные близнецы, да и только.

Это верно, планы у Плам (извините за каламбур) были всегда. Ее мозг вырабатывал их сам по себе – оставалось лишь поделиться ими с окружающим миром. Такая легкая мания.

Этот конкретный план метил в ахиллесову пяту Уортона, то есть в карандаши. Школьными – вполне приличными, синими с золотой надписью – он никогда не пользовался. Говорил, что они слишком жирно пишут и вообще не по руке ему. Взамен он привез из дому свои, очень дорогие и действительно хорошие: оливково-зеленые, из какого-то твердого маслянистого дерева, пахнущие экзотическим дождевым лесом. Стальные втулки на них выглядели слишком высокотехничными для простой вставки резинок (не розовых, как обычно, а черных, поглощающих свет). Уортон хранил их в плоской серебряной коробочке наподобие портсигара; там же, в особом бархатном гнездышке, лежал и ножик для подтачивания.