Стивен Кинг - Воспламеняющая

Неуправляемый пылающий автомобиль продолжал катиться, теряя первоначальную форму, сплавляясь в некое подобие торпеды. Он дважды перевернулся, и его сотряс новый взрыв.

Теперь секретари выбегали и из второго особняка, напоминая муравьев. Чарли могла бы смести их огненной волной – и она этого хотела , – но усилием воли все-таки направила огнечудище на дом, здание, где их с отцом удерживали против воли… где Джон предал ее.

Она ударила со всей силы. Мгновение ничего не менялось. Потом в воздухе что-то замерцало, как над мангалом с раскаленными углями… и особняк взорвался.

В памяти у нее осталось только одно (позднее в своих показаниях выжившие неоднократно описывали эту картинку): труба, кирпичной ракетой поднимающаяся в небо, целая и невредимая, а под ней – двадцатипятикомнатный особняк, рассыпающийся, словно картонный кукольный домик в огне паяльной лампы. Камни, бревна, доски взлетели в воздух и понеслись во все стороны на драконьем дыхании силы Чарли. Пишущая машинка, расплавленная и перекрученная, будто завязанная узлом зеленая металлическая тряпка, взмыла в небеса и приземлилась между двумя заборами, оставив в земле воронку. Секретарское кресло с бешено вращавшимся сиденьем унеслось за горизонт, словно выпущенное из арбалета.

Жара волной катилась на Чарли через лужайку.

Она огляделась в поисках новых объектов для уничтожения. Дым поднимался в небо в нескольких местах: над двумя когда-то элегантными особняками, построенными еще до Гражданской войны (теперь только один из них отдаленно напоминал дом), над конюшней, над лимузином. Даже на открытой местности жара становилась нестерпимой.

А силы в Чарли только прибавлялось, она требовала выхода, ее требовалось выпустить, чтобы эта сила не уничтожила собственный источник.

Чарли понятия не имела, чем все это закончится. Повернувшись к забору и дороге, выходившей за территорию Конторы, она увидела людей, которые в слепой панике бросались на проволоку. Некоторые секции закоротило, и через них можно было перелезть. Собаки набросились на отчаянно кричавшую молодую женщину в широкой желтой юбке. И тут Чарли услышала голос своего отца, ясно и отчетливо, словно он стоял рядом: Хватит, Чарли! Хватит! Остановись, пока можешь!

А она могла?

Отвернувшись от забора, Чарли отчаянно искала то, что ей требовалось, одновременно сдерживая огнечудище, пытаясь контролировать его. Но оно рвалось во все стороны, поджигало траву.

Ничего. Ничего, кроме…

Утиного пруда.

Оу-Джей уносил ноги, и ни одна собака не смогла бы его остановить.

Он сбежал из особняка, когда остальные начали собираться у конюшни. Он, конечно, перепугался, но не запаниковал и не стал лезть на электрифицированный забор после того, как ворота автоматически закрылись. За холокостом он наблюдал из-за толстого, бугристого ствола старого вяза. Когда девочка закоротила забор, Оу-Джей подождал, пока она отойдет и сосредоточится на уничтожении особняка. Тогда-то он и рванул к забору с Кусакой в правой руке.

Он вскарабкался на обесточенную секцию и спустился на собачью дорожку. Два пса бросились к нему. Оу-Джей обхватил правое запястье левой рукой и застрелил обоих. Крупные псины, но Кусака был круче. Больше им не лакомиться собачьей едой, если, конечно, на собачьих небесах не полагается кормежка.

Третья собака прыгнула сзади, вырвала клок брюк вместе с куском левой ягодицы и повалила Оу-Джея на землю. Он перевернулся, отбиваясь одной рукой, не выпуская из второй Кусаку. Ударил собаку несколько раз рукояткой пистолета, потом, когда тварь попыталась вцепиться ему в горло, сунул ствол ей в пасть. Ствол проскользнул между зубами добермана, и Оу-Джей нажал спусковой крючок. Раздался приглушенный выстрел.

– Клюквенный сок! – воскликнул Оу-Джей, с трудом поднимаясь на ноги. Затем истерически расхохотался. Наружные ворота обесточило полностью: не осталось даже слабого, дневного напряжения. Оу-Джей попытался их открыть. Несколько человек сгрудились у ворот, отталкивая его. Оставшиеся в живых собаки пятились и рычали. Некоторые агенты, тоже перелезшие внутренний забор, достали пистолеты и отгоняли их выстрелами. Удалось восстановить некое подобие дисциплины и окружить безоружных секретарей, аналитиков, техников.

Оу-Джей всем телом навалился на ворота. Они не сдвинулись. Замки заблокировало. Он огляделся, не зная, что делать дальше. Способность рассуждать здраво вернулась. Одно дело – бежать и прятаться, когда тебя никто не видит, совсем другое – когда вокруг столько свидетелей.

Если, конечно, это адово дитя оставит хоть одного свидетеля.

– Надо лезть через ворота! – крикнул он, но его голос растворился в шуме. – Лезьте, черт побери!

Никто не отреагировал. Люди толпились у наружного забора, с тупо застывшими, перекошенными паникой лицами.

Оу-Джей схватил женщину, прижимавшуюся к воротам рядом с ним.

– Не-е-е-ет! – взвизгнула она.

– Лезь, сука! – проревел Оу-Джей и шлепнул женщину по заду, чтобы привести в чувство. Она полезла.

Остальные увидели это и начали проникаться идеей. Внутренний забор по-прежнему дымился и время от времени плевал искрами. Толстяк, в котором Оу-Джей узнал одного из поваров, держался за две тысячи вольт. Он плясал и подпрыгивал, ноги выбивали на траве чечетку, рот раскрылся, щеки почернели.

Очередной доберман прыгнул и вырвал кусок мяса из ноги худого очкастого молодого мужчины в белом халате. Один из агентов выстрелил в собаку, промахнулся, пуля раздробила локоть очкарику. Тот упал на землю и принялся кататься по ней, держась за локоть, призывая на помощь Деву Марию. Оу-Джей пристрелил пса, прежде чем тот успел вцепиться очкарику в горло.

Ну и дерьмо , мысленно простонал он. Господи, ну и дерьмо .

Теперь по широким воротам карабкалось человек десять. Женщина, которой Оу-Джей придал импульс, добралась до вершины, закачалась и со сдавленным воплем свалилась вниз с нужной стороны. Ударившись о землю, начала кричать. Ворота были высокие, девять футов, и женщина сломала руку.

Господи Иисусе, ну и дерьмо .

Карабкавшиеся на ворота люди напоминали новобранцев в каком-то безумном тренировочном лагере морской пехоты.

Оу-Джей обернулся и вытянул шею, пытаясь увидеть девчонку, пытаясь понять, не идет ли она к ним. Если идет, свидетели могут отправляться к черту: он перелезет ворота и свалит.

Один из аналитиков взвизгнул:

– И что это должно…

Громкое шипение заглушило его голос. Потом Оу-Джей скажет, что в тот момент подумал о своей бабушке, жарящей яичницу, только звук был в миллион раз громче, словно яичницу решило одновременно поджарить целое племя великанов.