С. Тремейн - Холодные близнецы

– Но здесь же ясно сказано, что вы записываете Кирсти Муркрофт. Вот заявление, здесь написано «Кирсти». Да, «Кирсти Муркрофт».

Я судорожно вздохнула, собираясь открыть рот, но дочь вновь опередила меня. Будто подслушивала.

– Я Лидия, – сказала она. – Кирсти умерла, потом она опять стала живая, а потом опять умерла. Я Лидия.

Салли Фергюсон побагровела и промолчала. Мне было трудно ответить – я оказалась слишком ошеломлена и балансировала на краю темной бездны абсурда. Но я собралась с силами и произнесла:

– Можно отвести Лидию в класс? И тогда я вам все объясню.

Снова жуткое молчание. Я слышу, как в коридоре дети поют нестройными голосами:

Меня тошнит от песенки – настолько она не вяжется с обстановкой.

Салли Фергюсон кивнула и пододвинулась ко мне поближе.

– Да. Так, конечно, будет разумно, – согласилась она.

Затем Салли обратилась к симпатичному молодому человеку в узких джинсах, который как раз входил в кабинет через стеклянную дверь.

– Дэн, Дэниел, будь добр, проводи в класс новенькую, э-э-э, Лидию Муркрофт. Во второй класс к Джейн Раулендсон, в конце коридора.

« ХА! ХА! ХА! »

– Ага, – дружелюбно ответил Дэн.

Он присел рядом с Лидией на корточки, как сверхисполнительная прислуга:

– Я Лидия, – Кирсти яростно заламывает руки. Она смотрит исподлобья, оттопырив нижнюю губу – самое упрямое выражение, на которое она способна. – Зовите меня только Лидией.

– Конечно, Лидия. У них первый урок пения, тебе понравится.

Наконец хоть что-то сработало. Она медленно разжала кулаки и, взяв Дэна за руку, пошла с ним к очередной стеклянной двери. Она казалась крошечной, а дверь – огромной и зловещей, как пасть чудовища.

На миг она замерла и повернулась с грустной испуганной улыбкой, но Дэн легонько потянул ее за собой в длинный коридор.

Школа проглатывает мою дочь. Теперь я вынуждена бросить ее здесь, оставив наедине с ее судьбой.

Я смотрю на Салли Фергюсон.

– Итак…

Салли сурово кивает.

– Да, пожалуйста. Пройдемте в мой кабинет, где нам никто не помешает.

Пятьдесят минут спустя я выложила Салли Фергюсон чудовищные подробности нашей истории: нелепая гибель близняшки, длящийся четырнадцать месяцев кризис идентичности. Она слушала мой рассказ, в ее глазах читался приличествующий случаю неподдельный шок, а также сочувствие, но я заметила кое-что еще: лукавую искорку неподдельного интереса. Я внесла оживление в скучный школьный день, и вечером она сообщит мужу и подругам кое-что любопытное.

Вы не поверите, кто к нам сегодня приходил – мамаша, которая не знает, которая из ее дочек осталась жива! Она думает, что, возможно, ее дочь, которая по общему признанию умерла, все эти четырнадцать месяцев была жива.

– Поразительно, – говорит Салли Фергюсон. – Я вам глубоко сочувствую…

Она снимает очки, надевает снова:

– Странно, что не существует… научного метода, чтобы…

– Доказать?

– Да.

– Нам лишь известно, и это мое мнение, что если она хочет быть Лидией, нам не надо ей противиться. По крайней мере, сейчас. Не возражаете?

– Естественно, нет. А что касается документов о приеме, то… – Салли мнется и продолжает: – Что ж, они были одного возраста, значит… Я изменю записи, так что вам не о чем беспокоиться.

Я поднимаюсь, чтобы убраться восвояси. Мне страшно хочется поскорее удрать отсюда.

– Мне жаль, миссис Муркрофт. Но я уверена, что все будет хорошо, и Кирсти – в смысле, Лидии, вашей дочери – понравится здесь.

Я пронеслась через парковку, села в машину, опустила стекла и помчалась обратно на побережье. Ледяной ветер, как лезвие ножа, бьет в окно – западный, с Куллинз, с мыса Батт-оф-Льюис, с Сент-мать-ее-Килды, но мне наплевать. Мне по нраву обжигающий холод. Под визг тормозов я пролетела Орнсей и направилась в Бродфорд, который после глуши полуострова Слейт кажется Лондоном. Здесь есть магазины, почта, люди на улицах. Я захожу в уютное кафе с отличным вай-фаем и четким сотовым сигналом.

Мне хотелось водки, но и кофе сгодится.

Я сижу в удобном деревянном кресле за столом с огромной кружкой капучино. Я достаю телефон.

Позвонить маме .

Надо позвонить маме. Немедленно.

– Сара, дорогая, я догадалась, что это ты! Отец в саду, у нас бабье лето вовсю.

– Мама?

– Как у вас дела? Кирсти в школе?

– Мам, мне нужно тебе кое-что сказать.

Мать хорошо меня знает, чтобы по выражению голоса понять, что я настроена решительно. Она умолкает и ждет.

И я объясняю ей. Говорю примерно то же самое, что недавно сама выложила Салли Фергюсон.

Наверное, я буду придерживаться только этой версии событий.

Чтобы не запнуться от волнения, я тараторю. Есть вероятность того, что мы перепутали, какая из близняшек умерла. Мы не знаем. Мы пытаемся понять.

– Все донельзя нелепо, но при этом безумно жестоко. И абсолютно реально – как горы Нойдарта.

Мать некоторое время вежливо молчит – она может быть молчаливой, как и я.

– Господи! – произносит она в конце концов. – Бедная Кирсти. То есть…

– Мама, не плачь, пожалуйста.

– Я не плачу.

Но она плачет. Теперь молчу я.

Она продолжает всхлипывать.

– Просто я сразу вспомнила – тот жуткий вечер, больницу…

Я надеюсь, что она успокоится, пытаясь совладать с собственными эмоциями.

Мне нужно быть сильной. Зачем?

– Мам, нам надо докопаться до истины… чтобы понять, Кирсти ли она или Лидия. И потом остановиться, я так считаю. Господи.

– Да, – говорит мама и повторяет: – Да.

Мимо моих ушей пролетают глухие материнские всхлипы. Я смотрю на машины за окном, которые мчатся в Кайл или в Портри. Извилистая горная дорога проходит мимо островов Скалпей и Разей. Сегодня утром здесь был Энгус.

Наш разговор съезжает в банальности и в будничную рутину, но у меня остается к матери один серьезный вопрос.

– Мама, я хочу у тебя кое-что спросить.

Она хлюпает носом.

– Да, дорогая?

– Мне необходимо вспомнить все непонятные моменты, отыскать хоть какие-то зацепки.

– Что-что?

– Ты не замечала ничего необычного в тот вечер или в те выходные, до катастрофы? Какие-нибудь странности или различия в поведении девочек? Может, ты видела, но подумала, что это неважно, и не стала говорить мне?

– Различия?

– Да.

– Сара, зачем тебе вспоминать?

– Ну… может, как-то смогу разобраться, кто есть кто. Хотя бы сейчас. Может, они вели себя несколько по-другому, или было что-нибудь такое, отчего у моей дочери началась путаница в голове?