С. Тремейн - Холодные близнецы

Я глубоко вздыхаю и целую ее:

– Поэтому мы сейчас и уйдем отсюда.

– Но, мам, на улице темно. Мы не потеряемся?

– Не бойся, дорогая, у меня есть фонарик.

– А ураган? А вообще все?

– Ерунда. Пойдем со мной. В шесть будет отлив, и мы сможем быстро перейти к другому острову даже в темноте. Точно, милая.

Лидия хмурится, сидя на кровати. Она озадачена и трет кулаком глаза. Я понимаю, что если она опять заплачет, то я не смогу совершить этот ужасный шаг. Надо поторопиться.

– Запомни, я всегда любила тебя. Всегда. Я любила вас обеих.

Пауза.

Внезапно она говорит:

– Прости, что я упала, мама. Прости, что я хотела слезть вниз по балкону и посмотреть на тебя. Прости, что я отпихнула Кирсти…

– Что?

– Мам, прости, что я упала. Прости, что я умерла.

Я приникаю губами к ее щеке.

– Ничего страшного, Лидия, виновата я, и никто больше. Но я так люблю тебя. – Я протягиваю ей руку. – Давай мы найдем твою сестру и будем вместе. Всегда.

Она серьезно кивает. Мы встаем, направляемся к двери и отодвигаем засов. Ее верхняя одежда в гостиной. Я всовываю ее ноги в ботинки, а руки – в рукава розовой курточки, потом застегиваю молнию. Надеваю свое пальто и резиновые сапоги.

Мы минуем мокрую столовую и отсыревшую кухню. С потолка капает дождь. Шторм разрушил дом. Нужно с ним распрощаться.

Крепко держась за руки, мы с Лидией распахиваем кухонную дверь и выходим под бешеный ливень, прямо в черноту и воющий ветер.

Весь мир заледенел.

Энгус застегнул непромокаемую куртку на кнопки. Затем сообразил, что ему понадобится побольше одежды, чтобы перебраться через грязевые поля в шесть утра.

Он был настолько пьян, что не мог здраво мыслить. Он стащил с себя куртку и плюхнулся на кровать, прислушиваясь к урагану, бушующему за стенами «Селки». Звук был такой, будто воют дети, играя в привидение.

Довольно убедительный звук.

Надо еще выпить.

Он потянулся за бутылкой, едва не опрокинув ее, и налил себе последний стакан «Ардбега». Пряный торфяной виски обжег глотку, его передернуло, и он снова встал на ноги.

Один толстый свитер на молнии, второй свитер, а поверх – непромокаемая куртка.

Пошатываясь, он нашарил ботинки и туго завязал шнурки. Это хорошие водонепроницаемые туристические ботинки, но они не спасут от унылых грязевых полей Торрана. Он вымокнет до нитки. Ну и ладно – ведь ему всего-то перейти туда, хоть и впотьмах. А там он сделает то, что необходимо. Спасет свою дочь.

Энгус надавил на дверь, толкнув ее навстречу ветру, и очутился во тьме. Он был единственным человеком на улице. Возле «Селки» не было ни души.

Фонари на проводе бешено мотались на ветру. Маяк на Торране мерцал в угрюмом тумане.

Энгус брел по пирсу, по гальке и по грязи в сторону Салмадейра. Холодные капли попадали ему за воротник, а когда он выбрался к бесконечным грязевым полям, начался настоящий ливень, и туман сгустился еще сильнее.

Не сбился ли он с курса? Фонарь в окоченевших руках отяжелел. По-хорошему надо было взять и налобный фонарик. Тупая, идиотская ошибка. Он пьян и делал элементарные промахи. А на грязевых полях даже крошечные ошибки кончаются плохо.

Он посмотрел налево и различил какие-то черные контуры. Черные на сером. Явно – лодки. В елках у Камускросса взвыл ветер, прямо как Бини, который, должно быть, до сих пор жив и тонет в грязи.

– Бини? – позвал он.

Он любил своего пса.

– Бини? Бино!

Он орал в пустоту. Он увяз по щиколотку в грязи. Он был встревожен и сбился с пути.

Доведенный до отчаяния, Энгус вытащил ботинок из вязкой жижи и быстро двинулся дальше, шатаясь под ударами дождя. Нет. Он заблудился. Маяка теперь не видать. Он что, кружит вокруг бухты? Или направляется в то самое место, где чуть не утонул, пытаясь спасти Бини.

Там!

Человек? Похоже на то. А может, их вообще два. Взрослый и ребенок. Они, согнувшись, шагали навстречу бешеному ветру. Но как здесь оказались взрослый и ребенок, зачем они идут через трясину в шторм в предрассветной тьме?

Это могли быть только Сара и Кирсти. Теперь он расслышал голос дочери, зовущей его. Он хорошо знал ее голосок: «Папа! Папа!»

Папа!

Она умоляла – изо всех сил. Но видела ли она его?

Он заметил камни Салмадейра – огромные блеклые пятна. Кирсти и Сара, должно быть, на Салмадейре, и ему надо попасть к ним и вместе с ними прорваться обратно на Скай.

– Дорогая, я иду! Держись!

Папа!

Энгус бросился вперед, вглядываясь сквозь льющиеся с неба потоки воды, но бежал он недолго. Обе фигуры пропали. Полностью. Повсюду клубился туман, преобразивший море и сушу в ирреальный пейзаж. Энгус словно смотрел сквозь изморозь на стекле. Может, ему померещилось? Пожалуй, никто сейчас не пойдет вброд. И им нет никакого смысла находиться на грязевых полях. Зачем Саре и Кирсти покидать дом в такой шторм? Бессмысленный риск.

Но шум? Но голос?

Похоже, это завывания ветра. Наверняка. Конечно, там могли быть и собаки, и дети или вообще… призраки. Он, Энгус, испугался, нервы взвинчены. У страха глаза велики.

Энгус наклонился и побрел вперед. Он поскользнулся, потерял равновесие, но выставил руку, оставив отпечаток на плотной грязи, как на незастывшем растворе. Правая нога внезапно погрузилась в ледяную лужу.

Энгус дернулся и вытащил из воды отсыревший ботинок. Неужели начался прилив? Нет. Чушь. Но сколько он уже здесь ходит? Чувство времени буксовало на месте – он вымотался и не протрезвел. Он ничего не слышал, кроме мерзкого, сбивающего с толку ветра. Луч маяка почти пропал из виду. Дождь не стихал.

А вдруг он добрался до цели? Где-то совсем рядом разливается блеклое мерцание: оно прорезается сквозь серую мглу, словно зловещая подводная иллюминация или нечто плохое на рентгеновском снимке.

Туман на секунду рассеялся.

Да. Это маяк. И он не так уж далеко. Он почти обогнул Салмадейр. Надо доползти до дамбы, тогда будет проще.

Неожиданно он снова увидел смазанное движущееся пятно во тьме. Оно двигалось быстро и странно – то влево, то вправо, лавируя под ветром. На ребенка не похоже. На собаку, что ли, смахивает? Неужто Бини? Движение прекратилось. Пятнышко пропало.

С мучительным трудом Энгус забрался на валун, но туман оказался еще плотнее.

Чем бы оно ни было, оно исчезло. Но теперь ему подсвечивало путь мерцание маяка. Энгус собрался с силами, взбежал по дамбе, грязь уступила место камням и гальке. Ветер настойчиво и упрямо дул ему в лицо, дождь лил как из ведра, но луч маяка каждые девять секунд подсвечивал Энгусу дорогу.

Вперед, вперед, вперед.

Да. Он был на острове. В доме горел тусклый свет. В их с Сарой спальне?

Энгус сгорбился и потащился по дорожке. Дверь кухни оказалась распахнута, истерически хлопала и скрипела.