Роберт Киркман - Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери

Без каких-либо определенных причин, помимо не поддающегося объяснению поведения мертвых – будь то под действием инстинкта, запаха, феромонов или слепого случая, – все это стадо начало ковылять по грязи в северо-западном направлении прямо к ближайшему населенному пункту на их пути – городу под названием Вудбери, который лежал от них чуть более чем в восьми милях.

После шторма фермы и поля Юго-Восточной Джорджии были залиты огромными черными лужами грязной стоячей воды. Неглубокие участки превратились в черный лед, холмистая местность покрылась илом.

В окрестностях по-прежнему шел холодный дождь, теперь значительно ослабший, который покрывал леса и холмы вокруг Вудбери прозрачным инеем, превращая их в волшебную страну сверкающих ветвей, увешанных сосульками проводов и обледеневших тропинок, что было бы невероятно красиво в любом другом месте в любое другое время – там, где не было ни эпидемии, ни отчаявшихся людей.

На следующий день жители Вудбери упорно старались привести город в порядок. Губернатор приказал своим рабочим командам съездить на близлежащую молочную ферму за соляными блоками. Их привезли оттуда на грузовиках и распилили цепными пилами на небольшие кусочки, которые затем разбросали по дорогам и тротуарам. В южной части города, у затопленных железнодорожных путей, в попытке сдержать стоячие воды сложили мешки с песком. Весь день под черным, как сажа, небом жители Вудбери скребли, вытирали, просаливали, чистили и укрепляли затопленные ямы и трещины.

– Шоу должно продолжаться, Боб, – сказал Губернатор ближе к вечеру, стоя на площадке грунтового трека. Яркий свет прожекторов прорезал туманный воздух; тарахтение генераторов напоминало нестройный оркестр фаготов. Пахло выхлопными газами, щелочью и горелым мусором.

Ветер гнал рябь по поверхности гоночного трека, которая напоминала море густой, как каша, грязи. Дожди сильно ударили по арене, и теперь в центре нее под стадионными прожекторами поблескивало два фута мутной стоячей воды. Покрытые льдом трибуны были в основном пусты, только в одном месте собралась небольшая команда рабочих, вооруженных лопатами и скребками.

– А? – Боб Стуки тяжело опустился на скамью в двадцати футах позади Губернатора.

Рассеянно отрыгивая, Боб выглядел как потерявшийся маленький мальчик. Голова его завалилась набок в пьяном ступоре. На покрытой инеем стальной скамейке рядом с ним лежала пустая бутылка «Джима Бима», другая – наполовину полная – покоилась в его грязной окоченевшей руке. Он пил без передышки последние пять дней, с того самого момента, как отправил на тот свет Меган Лафферти.

Неисправимый пьяница мог поддерживать уровень опьянения лучше, чем средний человек. Большинство обычных пьянчуг достигают оптимальной степени опьянения – этого безболезненного, притупленного, компанейского состояния, которое дает стеснительным людям силы общаться, – всего за несколько мгновений до того, как провалиться в небытие. Боб, однако, мог забыться примерно после кварты виски и целыми днями оставаться в этом забытьи.

Но теперь, в этот самый момент, Боб Стуки вступил в сумеречную зону своего запоя. Выпивая по галлону в день, он стал время от времени засыпать, терять связь с реальностью, галлюцинировать и на несколько часов отключаться.

– Я сказал, что шоу должно продолжаться, – повторил Губернатор немного громче, подойдя к сетке, которая отделяла его от Боба. – Люди дошли до ручки. Им нужен катарсис.

– Чертовски верно, – заметил Боб пропитым хриплым голосом.

Едва держа свою голову, Боб глянул сквозь сетку на Губернатора, стоявшего теперь всего в нескольких футах от него и сердито смотревшего через решетку на своего собеседника.

В воспаленном взоре Боба Губернатор в холодном свете стадионных прожекторов выглядел дьявольски. Вокруг прилизанных и собранных в хвост иссиня-черных волос мужчины распространялось серебристое сияние. С каждым выдохом изо рта его вылетали облачка пара, а усы Фу Манчу задвигались, когда он продолжил:

– Небольшой зимний шторм не остановит нас, Боб. Я кое-что придумал, люди просто улетят. Ты только подожди. Ты еще ничего не видел.

– Вот и… хорошо, – пробормотал Боб. Голова его завалилась набок, на глаза упала темная тень.

– Завтра вечером, Боб. – Лицо Губернатора расплывалось перед расфокусированным зрением Боба. – Это обучение. С этого момента все здесь будет иначе. Закон и порядок, Боб. Это будет величайшая возможность для обучения. И прекрасное шоу вдобавок. Встряхнем их чертов мир. Все свершится здесь, в этой мерзкой грязи. Боб? Ты еще здесь? Боб, с тобой все в порядке? Не отключайся, приятель.

Боб сполз со скамьи и свалился на землю, снова потеряв сознание, и последним перед его внутренним взором запечатлелось лицо Губернатора, рассеченное на ромбики ржавой сеткой ограждения.

– И куда, черт возьми, запропастился Мартинес? – Губернатор оглянулся через плечо. – Уже несколько часов не видел этого засранца.

– Слушайте, – сказал Мартинес в железнодорожном ангаре, переводя взгляд с одного заговорщика на другого. Пятеро мужчин сидели полукругом в дальнем углу затянутого паутиной сарая, в котором было темно, как в могиле. Мартинес запалил сигариллу, и дым окутал его приятное мужественное лицо. – Не ослабляйте ловушки на чертову кобру – ударяйте как можно сильнее и как можно быстрее.

– Когда? – прошептал самый молодой из всех, по имени Стиви. Этот высокий худощавый парень-метис с пушком над верхней губой, одетый в черную шелковую короткую куртку, сидел на корточках рядом с Мартинесом и встревоженно моргал серьезными глазами, обрамленными длинными ресницами. За внешней невинностью Стиви скрывалась дикая страсть к уничтожению зомби.

– Скоро. – Мартинес затянулся. – Сообщу сегодня вечером.

– Где? – спросил другой заговорщик, мужчина постарше, в пальто и шарфе, который отзывался на прозвище Швед. Его лохматые светлые волосы, открытое лицо и широкая грудь, постоянно пересеченная пулеметными лентами, придавали ему сходство с бойцом французского Сопротивления времен Второй мировой войны.

Мартинес взглянул на него:

– Я сообщу.

Швед раздраженно вздохнул:

– Мы тут рискуем своими задницами, Мартинес. Мог бы хоть намекнуть нам, во что мы ввязываемся.

В разговор вступил чернокожий мужчина в пуховом жилете по имени Бройлс:

– У него есть причины не вдаваться в детали, Швед.

– Да? И почему это?

Тот смерил Шведа взглядом:

– Предел ошибки.

– Не понял?

Чернокожий взглянул на Мартинеса:

– Слишком многое на карте. Кого-нибудь схватят, пока не дойдет до дела, будут пытать и все такое.

Мартинес кивнул, снова затянувшись.