Энн Райс - Вампир Арман

Я посмотрел на нее и проник в ее мысли; мне показалось, что я ослабил золотую пряжку под ее грудью и раздвинул ее объемные темно-зеленые бархатные юбки. Я уставился на впадинку между ее полуобнаженными грудями. В крови было дело, или в чем-то другом, но я вспомнил, какую питал к ней жаркую страсть, и я испытал ее снова, странным всеобъемлющим образом, не сосредоточенную, как раньше, в забытом органе. Мне захотелось взять в руки ее груди и медленно их целовать, возбуждая ее, в ожидании ее влаги, ее аромата, в ожидании, когда она запрокинет голову. Да, я покраснел. Я погрузился в приятное смутное забытье.

Я хочу вас, хочу сейчас же, вас с Мариусом, в моей постели, мужчину и мальчика, бога и херувима. Вот что говорили мне ее мысли, и она вспоминала меня. Я как будто увидел свое отражение в дымном зеркале, мальчика, практически голого, за исключением открытой рубашки с широкими рукавами, сидящего рядом с ней на подушках, обнажив полувозбужденный орган, готовый завершить этот процесс с помощью ее нежных губ или длинных грациозных белых пальцев.

Я выкинул это из головы. Я сосредоточил взгляд только на ее прекрасных сужающихся глазах. Она рассматривала меня, не с подозрением, но с восхищением. Она не красила губы в вульгарной манере, они были от природы ярко-розовыми, а ее длинные ресницы, подкрашенные и завитые только с помощью легкой помады, обрамляя светящиеся глаза, походили на лучи звезды.

Я хочу вас, хочу немедленно. Вот что она думала. Ее мысли ударили мне в уши. Я наклонил голову и поднял руки.

– Милый ангел, – сказала она. – Обоих! – прошептала она Мариусу. Она взяла меня за руки. – Идемте со мной.

Я был уверен, что он положит этому конец. Он предостерегал меня, чтобы я избегал близкого осмотра. Однако он только поднялся с кресла и двинулся в сторону ее спальни, распахнув обе расписных двери.

Издалека, из гостиных, доносился ровный гул разговоров и смеха. К нему добавилось пение. Кто-то играл на спинете. Все шло своим чередом.

Мы скользнули в ее постель. Меня всего трясло. Я увидел, что мой господин нарядился в плотную тунику и в красивый темно-синий камзол, на что раньше я почти не обращал внимания. На руки он надел мягкие обтягивающие темно-синие перчатки, перчатки, идеально прилегающие к пальцам, а все ноги до прекрасных остроконечных туфель скрывали плотные мягкие кашемировые чулки. Он прикрыл всю свою жесткость, подумал я.

Устроившись у изголовья кровати, он безо всяких угрызений совести помог Бьянке сесть непосредственно рядом с собой. Я отвел глаза, занимая место около нее. Но когда она обхватила ладонями мое лицо и с энтузиазмом меня поцеловала, я заметил, что он совершает одно действие, которого я раньше не видел.

Приподняв ее волосы, он, казалось, поцеловал ее сзади в шею. Этого она не почувствовала и никак не отреагировала. Однако, когда он отодвинулся, его губы были в крови. И, подняв обтянутый перчаткой палец, он растер эту кровь, ее кровь, всего несколько капель из поверхностной, разумеется, царапины, по всему лицу. Для моих глаз это выглядело как сияние жизни, но она увидит все совсем иначе.

Кровь оживила ставшие практически невидимыми поры его кожи, а также углубила линии вокруг глаз и рта, которые иначе терялись. Она в целом придала ему более человеческий вид и послужила защитой от ее приблизившихся глаз.

– Я получила вас обоих, как всегда мечтала, – тихо проговорила она. Мариус оказался прямо перед ней, подтянув ее сзади рукой, и начал целовать ее не менее жадно, чем в свое время я. Сперва я поразился и почувствовал уколы ревности, но она нашла меня свободной рукой и притянула к себе, отвернулась от Мариуса и стала целовать меня тоже.

Мариус перегнулся через нее и прижал меня к ней плотнее, чтобы я прикоснулся к ее мягким изгибам, почувствовал все тепло, исходившее от ее чувственных бедер.

Он лег на нее сверху, легко, чтобы не причинить ей неудобства весом своего тела, правой рукой поднял ее юбку и просунул пальцы между ее ног.

Это было очень дерзко. Прижимаясь к ее плечу, я смотрел, как вздымается ее грудь, а дальше виднелся крошечный, покрытый пушком холмик, который уместился в его руке.

Она окончательно забыла о всяких приличиях. Он осыпал поцелуями ее шею и ее грудь, обхватив пальцами пушок между ее ног, и она начала извиваться от неприкрытой страсти, приоткрыв рот; ее ресницы трепетали, все тело внезапно увлажнилось и источало новый, горячий аромат.

Я осознал, что чудо заключается в том, чтобы довести человеческое тело до состояния такой повышенной температуры, чтобы оно источало все эти сладкие запахи и даже интенсивное, невидимое глазу мерцание эмоций; все равно что разжигать огонь, пока не запылает костер.

Пока я целовал ее, по моему лицу разливалась кровь моих жертв. Казалось, она снова ожила, разгоряченная моей страстью, но в моей страсти не было демонической потребности. Я прижался открытым ртом к коже ее горла, накрыв то место, где виднелась артерия, словно голубая река, текущая от головы вниз. Но я не хотел причинять ей боль. Я не испытывал потребности причинять ей боль. На самом деле, обнимая ее, я испытывал только удовольствие, просовывая руку между ней и Мариусом, чтобы покрепче прижать ее к себе и покачивать, пока он продолжает играть с ней, то поднимая, то опуская пальцы на нежном холмике между ее бедер.

– Что ты меня дразнишь, Мариус, – прошептала она, тряся головой. Подушка под ней промокла и утопала в запахе ее волос. Я поцеловал ее в губы. Они впились в мой рот. Чтобы не дать ее языку обнаружить мои вампирские зубы, я сам ввел язык в ее рот. Ее вторые губы не могли бы быть приятнее, плотнее, влажнее.

– А, тогда вот так, милая, – ласково ответил Мариус, и в нее проскользнули его пальцы.

Она приподняла бедра, как будто ее поднимали его пальцы, чего ей как раз и хотелось.

– Господи, помоги мне, – прошептала она, достигая вершин страсти, ее лицо потемнело от прилившей крови, а грудь охватило розоватое пламя. Я сдвинул ткань и увидел, что краснота распространяется по всей груди, а соски затвердели и торчат вверх, как изюминки.

Я закрыл глаза и лег рядом с ней. Я отдался восприятию страсти, раскачивающей ее тело, а потом ее, когда ее огонь стал угасать, она почти погрузилась в сон. Она отвернулась от меня. Ее лицо успокоилось. Веки изящно прикрыли глаза. Она вздохнула и непринужденно приоткрыла прелестные губки.

Мариус отвел волосы с ее лица, расправил мелкие непокорные колечки,

промокшие от влаги, и поцеловал ее в лоб.

– Теперь спи и знай, что ты в безопасности, – сказал он ей. – Я всегда буду о тебе заботиться. Ты спасла Амадео, – прошептал он. – Ты не давала ему умереть до моего прихода.

Она сонно повернулась к нему и медленно открыла блестящие глаза. – Разве я недостаточно хороша для тебя, чтобы любить меня просто за мою красоту? – спросила она.