Рэмси Кэмпбелл - Ужасы

— Как дела, Криск? — спросил он каркающим голосом, и Криск опознал в нем бывшего сотрудника «Маре» Дэвида Хогга.

— Есть свои трудности, — отвечал Криск. — Но, думаю, они — ничто по сравнению с вашими. Я полагаю, с вами произошел несчастный случай. Это очень неудачно, особенно если учесть ваше недавнее увольнение.

Глаза Хогга в дырах бинтовой повязки увлажнились. Казалось, за наслоениями бинтов нет ничего, ни носа, ни скул, только глубокие дыры.

— Я знаю, — снова подал голос Хогг, — что те, кто не стал жертвой промывания мозгов «Глипотеха», могут позволить себе время от времени заглянуть сюда и немного выпить. Обращенные, естественно, алкоголь не переносят. Но, должен признать, я и подумать не мог, что вы лично сможете отказаться от семинара, вы ведь такой лояльный сотрудник.

Криск не мог понять, делает ему Хогг комплимент или, наоборот, пытается принизить.

— «Глипотех» отвратительная организация, — сказал Криск, — нападает на свободу мысли, преследует тех, кто выступает против этого. Любой человек чести, который знает, что такое долг, поступил бы так же, как я.

— Не купишь мне выпить, Криск? Извини, что прошу. Но у меня совсем нет денег, а выпить очень надо. А я тебе за это дам один совет. Поверь, он стоит гораздо дороже, чем выпивка!

— Совет? Объяснитесь, пожалуйста.

— Когда нальешь, — отвечал Хогг.

Криск отошел к стойке и вернулся с очередной пинтой пива для себя и с виски с содовой для Хогга. Тот судорожно глотнул из стакана янтарную жидкость, несколько капель упали на забинтованный подбородок.

— Как далеко ты продвинулся на семинаре? — спросил Хогг и поставил наполовину пустой стакан на стол.

— В первый день отсидел приблизительно часов пять. Ушел, когда…

— Я просидел весь первый день, — перебил Криска Хогг, — и второй почти до конца. Это было еще до того, как я пришел в «Маре». С предыдущей работы я ушел потому, что увидел, к чему семинары «Глипотеха» привели людей моей компании. Но «Глипотех» не позволил мне отказаться от своего предложения. Они без конца названивали мне домой, а потом мои сослуживцы за то, что я не вписался в эту историю, подвергли меня остракизму. С тобой, наверное, сейчас происходит что-то похожее.

Криск кивнул. Ему стало очень стыдно оттого, что он так сильно недооценивал Хогга.

— Они мне больше не звонят, — ответил он.

Казалось, эта новость не успокоила, а, наоборот, взволновала Хогга еще сильнее.

— Ты понимаешь, что у них в действительности нет руководящего центра? — возбужденно продолжал Хогг. — То есть они, конечно, говорят, что такой центр есть. Но это всего лишь расположенный неизвестно где пустой, заброшенный офис, в котором стоит стол, на столе телефон и нет никого, кто бы ответил на звонок. Звонки, которыми тебя донимают, идут не оттуда. Я даже не знаю, бывал ли хоть раз в этом офисе этот свинья Эббон. Спрашивать, где находится центр, против протокола.

Забинтованный Хогг ухватил стакан со скотчем и одним махом опрокинул его себе в глотку.

— Повторить? Как вы? — спросил его Криск.

— Бери бутылку, — выдавил Хогг и закашлялся.

Они изрядно напились.

— А знаешь, — сказал Хогг, с трудом ворочая языком, — что происходит на второй день? Они рассказывают тебе о своей ментальной технологии. Эти ублюдки повторяют свою пропаганду снова и снова до тех пор, пока она не перестает казаться бессмыслицей, пока, как они говорят, ты не достигнешь понимания. Это называется суицидная решимость. Правда, забавная чернуха? Суицидная решимость. Когда ты проглатываешь этот финальный кусочек пазла, ты принадлежишь им целиком и полностью. Я не проглотил эту дрянь. Суть того, что они говорят про эту суицидную решимость, есть секрет извлечения максимума радости из жизни. Живи так, говорят они, будто каждый твой день последний, потому что скоро этот день и правда наступит. И у каждого к этому моменту мозги промыты настолько, что все верят.

— Это слишком! Это уже какая-то фантастика — разве можно убедить людей убить самих себя? — отозвался Криск. — Такого не может быть, разве только в самых низкопробных страшилках. А почему вы не поставили в известность полицию?

— Ты не понимаешь, они ВСЁ держат под контролем, — глотая слова, отвечал Хогг. — В любом случае ты ведь не зашел так далеко, как я. На второй день ты бы проглотил все, что они говорят. Промывание мозгов действует, только когда жертва отказывается признать, что ей промывают мозги. Суицидное решение, конечно, плохо, но то, что следует после этого, еще хуже. Суицид — не конец, это только начало. Их технология каким-то образом воздействует на те области мозга, которые мы обычно не используем. Благодаря ей они гарантируют твое «возвращение», чтобы они могли продолжать процесс реконструкции, продолжать его даже после твоей смерти. «Глипотех» никогда никого не отпускает. Никогда. Никого и никогда.

Хогг тыкал пальцем в забинтованную голову. Криск заподозрил, что он сошел с ума.

— Говорю тебе, Криск, они едва меня не достали! Уходи, пока есть возможность. Не болтайся тут, как я. Эти вурдалаки умудрились добраться до моего лица до того, как я…

Криск, пошатываясь, встал из-за стола. Его не волновало, правду говорит Хогг или нет, с него было достаточно. Ни разу не оглянувшись, он вышел из бара.

— …Сваливай из города, Криск! — кричал у него за спиной Хогг. — Если они перестали тебе звонить, значит, решились на крайние меры.

На следующий день Криск навсегда ушел из «Маре». В том, что ему наговорил Хогг накануне вечером, был некий зловещий смысл, даже если не принимать каждое слово за чистую монету.

Теперь уже и в своих коллегах Криск стал замечать те самые физиономические мутации, которые раньше наблюдал у прохожих на улице. Возможно, это было какое-то заболевание, но Криск недоумевал, почему никак не комментируется факт его распространения.

Он уволится, не подавая заявления, пойдет домой, упакует кое-какие вещи в пару чемоданов и уедет из города на первом же поезде. Криск чувствовал: если не предпринять решительных действий, он переступит грань разумного и, как Хогг, окончательно сойдет с ума. Никого не посвятив в свои планы, он, как обычно, покинул «Маре» в шесть часов вечера.

Его уход заметил только О'Хара. Криск с ужасом увидел, как шеф поднял руку с ненормально длинными пальцами и ногтями и несколько театрально помахал ему на прощание. Под темными пятнами глаз змеилась жутковатая понимающая улыбка.

От работы до дома было десять минут ходу неспешным шагом, но Криск постоянно сбивался на бег и тормозил, только когда не хватало дыхания, и в результате преодолел это расстояние в два раза быстрее. Мысленно он уже решил, что возьмет с собой: самое необходимое, наличные, отложенные на крайний случай, туалетные принадлежности и, возможно, пару дорогих сердцу вещей, которые он приобрел в Киото, — чайный набор и чашечки для саке. Да, в них живет дух ваби, [43] Ваби (яп.) — ключевое понятие японской эстетики и философии. Стиль ваби. их нельзя оставлять.