Дин Кунц - Мертвый и живой

– Ерунда, – отмахнулась Эрика. – Какие-то странные у тебя идеи, мой маленький друг. Ты не заслуживаешь такого отношения, как не заслуживаешь, чтобы тебя кормили мылом.

– Насчет мыла я знаю больше тебя, – ответил он.

– Хорошо. И я собираюсь научить тебя испытывать чувство собственного достоинства.

– Что такое чувство собственного достоинства?

– Это значит любовь к себе. Я собираюсь научить тебя любить себя.

– Джоко терпит Джоко. Джоко не любит Джоко.

– Это так печально.

– Джоко не доверяет себе.

– Может, уже пора доверять?

Размышляя над ее вопросом, тролль облизал периметр безгубого рта.

– Давай скажем, что Джоко хотел нож.

– Для чего?

– Давай скажем… чтобы отрезать ногти на пальцах ног.

– Я могу принести тебе маникюрные ножницы.

– Давай просто скажем. Давай просто скажем, что Джоко хотел нож, чтобы отрезать ногти на пальцах ног, и давай скажем, что дело срочное. Ногти на пальцах ног… видишь ли, их нужно отрезать немедленно, немедленно, или пропадет вся надежда. Вот и давай скажем, что Джоко поспешил куда-то, допустим, на кухню, чтобы взять этот нож. А потом происходит то, что всегда происходит. Давай скажем, что Джоко приходит на кухню и видит… бананы, да, именно это он видит, вазу с бананами. Ты успеваешь за мыслью Джоко?

– Да, успеваю, – кивнула Эрика.

Успевать за его мыслью удавалось не всегда, иногда он просто говорил что-то бессмысленное, но Эрика видела, что все это очень важно для Джоко. Она хотела понять. Она хотела успевать за его мыслью, мыслью своего тайного друга.

– Итак, – продолжил Джоко, – Джоко проходит весь путь до кухни. Это долгий путь, потому что дом такой большой… этот воображаемый дом, о котором мы говорим. Он находится где-то еще, например, в Сан-Франциско, большой дом. Джоко нужно срочно отрезать ногти на пальцах ног. Если он не отрежет, все будет кончено . И тут Джоко видит бананы. И в следующую секунду Джоко жонглирует бананами, прыгая по кухне в Сан-Франциско. Прыгая, или кувыркаясь, или накручивая пируэты, или делая еще что-то глупое, глупое, глупое. Джоко забывает о ноже, а потом уже поздно отрезать ногти на пальцах ног, слишком поздно, пальцы ног ушли, Джоко опять лажанулся, все кончено, это конец ВСЕМУ!

Эрика похлопала его по бородавчатому плечу.

– Все нормально. Все хорошо.

– Ты понимаешь, о чем говорит Джоко?

– Да, понимаю, – солгала Эрика. – Но я бы хотела какое-то время подумать о том, что ты сказал, день или два, может, неделю, прежде чем дать ответ.

Джоко кивнул.

– Это справедливо. Джоко слишком уж много нагрузил на тебя. Ты так хорошо слушаешь.

– А теперь давай вернемся к чему-то особенному, что ты хотел бы, но думаешь, что не заслуживаешь, – предложила Эрика.

Умильное выражение вернулось на его лицо, что очень устроило Эрику, огромные желтые глаза засверкали от радостного волнения.

– Ты и представить себе не можешь, как Джоко хочет получить шутовской колпак.

– Какой шутовской колпак?

– Любой, лишь бы он был очень забавным.

– Этой ночью я тебе шутовской колпак не найду.

Он пожал плечами.

– Когда угодно. Если найдешь. Джоко… он его не заслуживает.

– Да, ты говорил. Но я обещаю, что за день-другой найду шутовской колпак и принесу тебе.

Несмотря на трудности, с которыми могла столкнуться Эрика в поисках шутовского колпака, ее авансом вознаградила благодарность, которую она увидела в его глазах, блеснувшие в них слезы счастья.

– Ты – такая добрая женщина. Джоко поцеловал бы тебе руку, только не хочет вызывать у тебя отвращения.

– Ты – мой друг, – и она протянула руку.

Прикосновение безгубого рта оказалось еще более неприятным, чем предполагала Эрика, но она бровью не повела, наоборот, улыбнулась.

– Спасибо тебе, мой милый друг. А теперь, я надеюсь, ты сможешь кое-что для меня сделать.

– Джоко почитает тебе книгу. Две книги сразу, и одну – сзаду наперед!

– Ты почитаешь мне позже. Сначала я хочу узнать твое мнение по одному делу.

Тролль схватил стопы руками, принялся раскачиваться взад-вперед.

– Джоко ни о чем ничего не знает, кроме ливневых канав, крыс и жуков, но он попытается.

– Ты – Джонатан Харкер, или был Харкером, не важно. Поэтому ты знаешь, как скудна эмоциональная жизнь Новых людей. Если говорить об эмоциональных реакциях, то у них эти реакции сводятся к зависти, злобе и ненависти, единственным эмоциям, которые можно обратить на себя. И они не могут вести к надежде, поскольку Виктор говорит, что надежда ведет к стремлению обрести свободу, к неповиновению и мятежу.

– Джоко теперь другой. Джоко чувствует много большого и хорошего, и очень этому радуется.

– Да, я заметила. В любом случае, у меня нет необходимых знаний или кругозора, чтобы понять, почему такой гений, как Виктор, создал Новых людей именно такими. Только я, его жена, отличаюсь от остальных. Мне ведомы унижение и стыд… которые странным образом ведут к надежде, а надежда – к нежности.

Тролль, по-прежнему держась руками за стопы и раскачиваясь, поднял голову, посмотрел на нее.

– Ты – первая, из Новых людей или из Старых, кто обошелся с Джоко по-доброму, – и из его глаз покатились слезы.

– Я надеюсь на многое, – продолжила Эрика. – Я надеюсь день ото дня становиться лучшей женой. Я надеюсь увидеть одобрение в глазах Виктора. Если со временем я стану хорошей женой и больше не буду заслуживать взбучки, если со временем он начнет ценить меня, я попрошу его позволить и другим Новым людям иметь надежду. Я попрошу Виктора дать им лучшую жизнь, чем та, что у них сейчас.

Тролль перестал раскачиваться.

– Не проси что-либо у Виктора слишком скоро.

– Нет. Сначала я должна стать лучшей женой. Должна научиться идеально ему служить. Но я думаю, что смогу стать такой же, какой была королева Есфирь для своего короля Артаксеркса.

– Помни, – вставил тролль, – Джоко – невежественный. Невежественный неудачник.

– Они – персонажи из Библии, которую я никогда не читала. Есфирь была воспитанницей Мардохея. Она убедила короля Артаксеркса, своего мужа, не уничтожать ее народ, иудеев, как того добивался Аман, влиятельный сановник при царском дворе [14].

– Не проси что-либо у Виктора слишком скоро, – повторил тролль. – Это мнение Джоко. Это мнение Джоко, на котором Джоко очень настаивает.

Перед мысленным взором Эрики возникла Кристина, лежащая на полу в спальне, у самой двери, застреленная четырьмя пулями, которые пробили оба ее сердца.

– Я хотела узнать твое мнение не об этом, – она встала. – Пойдем со мной в библиотеку. Я хочу показать тебе кое-что странное.

Тролль замялся.

– Я, кто я есть, вышел из него, кем он был, только несколькими днями раньше, и я, который Джоко, увидел уже столько странного, что мне хватит этого до конца жизни.