Дин Кунц - Мертвый и живой

Карсон почувствовала, что слово «Существо» произнесено с большой буквы. Его уверенность как-то ободрила ее, пусть полностью тревога и не ушла. Она по-прежнему с опаской относилась к предложению Девкалиона спуститься в тоннель.

– Воскреситель поможет нам воздать Виктору по заслугам, – вновь заговорила Эрика. – Более того, я думаю, что без его помощи нам не удастся справиться с Гелиосом.

– Если он приедет сюда этой ночью или ранним утром, – поддержал Эрику Девкалион, – узнав о пожаре в «Руках милосердия», как мы того ожидаем, наш долг – воспользоваться этой возможностью.

Под отраженным светом факелов и масляных ламп в его глазах, как иногда случалось, запульсировал другой свет, отголосок молнии, оживившей его. И Карсон задалась вопросом, не слышит ли он разваливающий небо раскат грома, не вспоминает ли ужас первых минут своей новой жизни.

– Я уверен, что нам надо спешить, – продолжил Девкалион. – Вы должны встретиться с Воскресителем, чтобы мы успели подготовиться и уже поджидали Виктора, когда он прибудет на ферму.

Карсон посмотрела за Майкла, и он озвучил мнение их обоих:

– Тогда… пошли в большую дыру, это безумная ночь, потрясающая ночь, и я с нетерпением жду, что еще она преподнесет нам.

Мрачные мысли отвлекали Виктора от дороги, и пустынное шоссе, уходящее в не менее пустынную темноту, не улучшало настроения.

Прежде, когда обстоятельства навязывали ему перемену места жительства (из Германии – в Аргентину, в прежний Союз, Китай или куда-то еще), он страшно злился на своих союзников, которые подвели его, и на природу (за то, что она ревностно хранила секреты молекулярной биологии и оказывала яростное сопротивление острому клинку, каким он представлял себе свой уникальный разум), но никогда не терял надежды.

Короткий проект на Кубе, такой многообещающий, рухнул из-за какого-то глупого крестьянина, взбесившегося кота, коварной лестницы, мокрого кусочка мыла, непонятно зачем оставленного на одной из ступенек. Однако он и Фидель расстались друзьями, и Виктор перебрался в другую страну, уверенный в конечном триумфе.

Оснащенный по последнему слову техники научно-исследовательский комплекс в Северной Корее, щедро финансируемый консорциумом прогрессивных государств, должен был стать тем самым местом, где ему удался бы окончательный прорыв. Он получил в свое распоряжение практически неограниченный фонд человеческих частей и органов: многие политические заключенные предпочитали, чтобы их разрезали живыми, лишь бы не есть эту тюремную пищу. Но кто мог предвидеть, что диктатор – самодовольный петух с личным гаремом – застрелит собственного быстро растущего клона, которого Виктор создал по его требованию, когда вышеуказанный клон проникся страстью к своему оригиналу и принялся целовать его в губы? Виктору удалось покинуть страну, не расставшись с яйцами, только потому, что их общий с диктатором друг, всемирно известный киноактер, сумел кое-как помирить их. Однако он стойко выдержал и этот удар, не сомневаясь в конечном успехе, не ведая, что такое депрессия.

Полное уничтожение «Рук милосердия» подействовало на него сильнее, чем прежние неудачи, отчасти и потому, что теперь он подошел к триумфу гораздо ближе. Полный контроль над плотью находился буквально на расстоянии вытянутой руки.

По правде говоря, и пожар, и связанные с ним потери, не сильно поколебали его уверенность в себе. Личность поджигателя – вот что испортило ему настроение.

Возвращение его первого создания, грубого и неуклюжего монстра, которому следовало за эти два столетия навсегда вмерзнуть в арктический лед, еще более невозможное, чем «голубой» клон, – вот что подкосило Виктора.

Он заметил, что скорость «Мерседеса» упала до двадцати миль в час. Такое уже случалось дважды. Всякий раз он придавливал педаль газа, скорость движения увеличивалась, но мысли отвлекали от дороги, и нога отпускала педаль.

Девкалион. Какое претенциозное имя.

Девкалион на кухне Патрика Дюшена, отворачивающийся от Виктора и… исчезающий. Трюк, безусловно. Но какой трюк!

Девкалион, проникший в «Руки милосердия», не подняв тревоги.

Всего лишь за несколько дней Харкер родил какое-то чудовище, Уильям отгрыз пальцы, Кристина решила, что она – кто-то еще, с Уэрнером произошла глобальная трансформация на клеточном уровне, после чего трансформированный Уэрнер, похоже, сожрал всех сотрудников «Рук милосердия», Хамелеон вырвался из ледяной тюрьмы, Эрика Четвертая вроде бы воскресла из мертвых, эти два детектива каким-то образом ускользнули от Бенни и Синди Лавуэллов, первоклассных киллеров… Список невероятных инцидентов продолжался и продолжался.

Что-то все это означало.

Слишком многое одновременно пошло не так.

Причина, конечно, откроется. Возможно, заговор. Чьи-то интриги.

Иногда Виктор думал о том, что у него, вероятно, есть какая-то склонность к паранойе, но в данном случае он точно знал, что его подозрения небезосновательны.

На этот раз неудача отличалась от тех, что случались ранее. На этот раз на грань катастрофы его привел не кусок мыла, оставленный на ступеньке, и не клон с нестандартной ориентацией. Эта «симфония» требовала целого оркестра врагов и решительно настроенного дирижера.

На этот раз ему, возможно, предстояло готовиться к самому худшему.

Скорость «Мерседеса» упала еще заметнее.

Впереди, справа, горели фонари площадки отдыха. Он съехал с шоссе, остановил автомобиль, передвинул ручку переключения скоростей на «парковку».

Прежде чем мчаться сломя голову на ферму резервуаров сотворения, следовало обдумать недавние события. И Виктор предчувствовал, что ему предстоит принять самое важное решение в своей жизни.

Он уже уехал от дождя, но пока смотрел на конусы света, вырывающиеся из фар, дождь догнал его вместе со стонущим ветром.

Хотя способность Виктора к концентрации считалась легендарной среди тех, кому довелось с ним работать, сейчас его постоянно отвлекало неприятное, противоречащее логике ощущение, будто он в кабине не один. Но, естественно, он был один, не только в кабине, но и во всем мире, одинок до такой степени, что не следовало и думать об этом, учитывая, что и так тошно.

Следуя за Дампстерами и рабочими свалки к большой дыре в западном котловане, Карсон подумала, что от процессии очень уж отдает Средневековьем. Огромные просторы свалки лежали под черным пологом ночи, словно от эры электричества цивилизацию отделяли еще несколько столетий. Свет факелов и масляных ламп создавал атмосферу религиозного паломничества, которая усиливалась внезапным благоговейным молчанием: с приближением ко входу в подземный храм Воскресителя все разговоры смолкли…