Дин Кунц - Мертвый и живой

– Я тоже восприимчив, – откликнулся Майкл. – У меня такое ощущение, что я в приемной Рая дружески беседую с архангелом, ожидая вынесения решения.

– Почему это существо… так выглядит? – спросила Карсон.

– Едва ли Виктор хотел, чтобы оно так выглядело. Физиологически – это результат неудачного эксперимента. Но с разумом, с намерениями у него все в порядке.

Тоннель вышел за пределы свалки. Утрамбованный мусор резко сменился землей. Но блестящий материал, формирующий периметр тоннеля, остался.

Воскреситель удивлял своим трудолюбием.

– Он действительно приедет? – спросила Карсон.

– Обязательно, – заверил ее Девкалион.

– Но Эрика Четвертая говорит, что звонила ему дважды. Он знает, что она где-то здесь, ожившая. Он знает, что происходит что-то беспрецедентное.

Когда Девкалион посмотрел на Карсон, в его глазах пульсировали отголоски древней грозы.

– Он все равно приедет. Он слишком много вложил в новую ферму, она должна дать первый урожай менее чем через двадцать четыре часа. «Рук милосердия» больше нет, поэтому новую лабораторию ему проще всего создавать здесь. Он высокомерен и до безумия уверен в себе. Не забывай о гордости, которая движет им. Возможно, во всей земной истории есть лишь один пример гордыни большей, чем у Виктора.

Может, так подействовал избыток кофеина, может, недостаток сна в сочетании с таблетками «Ноу-Доз» составили гремучую смесь, стимулирующую мозг. Какой бы ни была причина, но в Карсон начала нарастать новая тревога. Она не считала себя ни ясновидящей, ни цыганкой, способной одним глазком заглянуть в будущее, но интуиция вдруг предупредила: даже если Виктор умрет в ближайшие несколько часов, мир, который он хотел создать, ничем не отличался бы от мира, о котором мечтали многие, мира, где ставился крест на исключительности индивидуума, где массы являли собой отряды автоматов, служащих неприкасаемой элите, где плоть стоила дешево. И даже если бы Виктор получил по заслугам и обрел вечный покой на свалке, им, Карсон и Майклу, предстояло жить в мире, еще более враждебном к свободе, человеческому достоинству, любви.

Когда они добрались до дыры, пробитой в бетонной стене, и вошли в подвал главного корпуса фермы, Девкалион повернулся к ним.

– Когда я первый раз увидел Воскресителя, до вашего прихода, он сказал мне… точнее, дал мне понять свойственным ему методом общения без слов… что этой ночью его ждет смерть, здесь или на свалке.

Майкл покачал головой.

– Видимо, нашей стороне сегодня не победить.

– Или это Существо знает, что ради победы необходима жертва, – привел свою версию Девкалион.

Синий сканирующий луч прошелся по Джеймсу, дал добро и отключил подачу электричества на торчащие из стен штыри, которые могли бы изжарить незваного гостя.

С хрустальным шаром в руке Джеймс подошел ко второй стальной двери. Положил шар на пол, вытащил пять засовов из гнезд в дверной раме.

– Попробуй ветчину, – предложил хрустальный шар.

– Ветчину?

– Она сочетается.

– С чем?

– Я знаю путь к счастью, – ответил хрустальный шар.

– Тогда скажи мне, – раздраженно бросил Джеймс.

– Толщиной с папиросную бумагу.

– Это ты про что?

– Подается ломтиками толщиной с папиросную бумагу.

Стальная дверь открылась. Входить в викторианскую, без окон, гостиную Джеймсу запретили. Уходя, велели оставить стальные двери открытыми.

Он выполнил все в точности, хотя в голове у него царил сумбур.

В любом случае, комната эта совершенно его не интересовала. Кому нужна какая-то комната, если до счастья рукой подать.

Хрустальный шар молчал, пока они возвращались в библиотеку.

Джеймс подошел к письменному столу, снял трубку со стоящего на нем телефонного аппарата и позвонил мистеру Гелиосу, чтобы доложить, что поручение выполнено в полном соответствии с полученными инструкциями.

Как только Джеймс положил трубку, хрустальный шар подал голос:

– Ты не создан для счастья.

– Но если ты знаешь путь…

– Я знаю путь к счастью.

– Тогда почему не скажешь мне?

– Также сочетается с сыром, – ответил хрустальный шар.

– Значит, я недостоин счастья. Так?

– Ты – всего лишь мясная машина.

– Я – человек, – возразил Джеймс.

– Мясная машина. Мясная машина.

В ярости Джеймс швырнул хрустальный шар на пол, где он разлетелся, расплескав склизкие желтые семечки и обнажив оранжевую мякоть.

Какое-то время Джеймс, ничего не понимая, смотрел на разбитую дыню.

Когда поднял голову, увидел книгу, забытую кем-то на письменном столе. «Тролли в литературе». Взял ее с намерением поставить на место.

– Я знаю путь к счастью, – сообщила ему книга.

– Пожалуйста, скажи мне, – голос Джеймса переполняла возродившаяся надежда.

– Ты заслуживаешь счастья?

– Я уверен, что заслуживаю. Почему я не должен его заслуживать?

– На то могут быть причины.

– Все заслуживают счастья.

– Не все, – возразила книга, – но давай поговорим об этом.

«GL550» мчался на север, а Джоко надеялся на новую встречу с оленями. И пока надеялся, думал о разном.

Иногда Джоко думал о чем-то важном. Обычно с двухминутными интервалами. Между какими-то действиями.

К примеру, думал, почему что-то уродливое, а что-то – нет. Может, если бы все было прекрасным, то и мир бы переменился.

Люди вот смотрят на одно, восторгаются этим. Потом видят другое и избивают палками.

А может, в жизни необходимо разнообразие. Если всем восторгаться, станет скучно. И бить все палкой – тоже скучно.

Лично Джоко полагал, что он бы не заскучал, если бы ему пришлось всем восторгаться.

Иногда Джоко думал о том, почему у него нет половых органов. Все, что было у Джоко, так это забавная штучка, чтобы писать. Не половые органы. Штучку эту он называл пипкой. К счастью, она утягивалась внутрь, когда не использовалась.

Если бы оставалась на виду, безумного пьяницу вырвало бы, когда он бы ее увидел.

Об одном Джоко старался не думать. О том, почему он такой один. Единственный. От таких мыслей становилось очень уж грустно.

Но Джоко все равно об этом думал. Не мог избавиться от этих мыслей. Они вращались и вертели сальто, как Джоко.

Может, поэтому у него и не было половых органов. Они же ни к чему, если таких, как ты, больше нет.

Со всеми этими мыслями Джоко исподтишка поглядывал на Эрику.

– Ты думаешь о чем-то важном?

– Например?

– Например… о том, чего у тебя нет.

Эрика долго молчала. Джоко уже решил, что опять ляпнул что-то глупое.

– Иногда я думаю, каково это – быть матерью, – наконец ответила она.

Джоко сжался в комок.

– Джоко сожалеет. Сожалеет, что спросил. Это так больно. Не думай об этом.