Дин Кунц - До рая подать рукой

Она сидит на кровати, что-то пишет в дневнике. Одна нога согнута, другая – в тисках стального ортопедического аппарата, выполняющего роль протеза коленного сустава.

Девочка, которая светится изнутри.

Увлеченная своим делом, она не слышит, как открылась входная дверь, поначалу не чувствует, что кто-то вошел и стоит между кабиной и гостиной.

Ставшая ему сестрой следует за Кертисом, всовывается между его ног, чтобы получше разглядеть стальной ортопедический аппарат.

Это движение привлекает внимание девочки, она поднимает голову.

– Ты лучишься, – говорит Кертис.

Загнав «Камаро» под деревья, Микки какое-то время постояла, привалившись к автомобилю и наблюдая за съездом на ферму Тилроу с расстояния в семьдесят ярдов. В течение следующих минут мимо нее проехали три автомобиля, позволив ей определить, с какого расстояния она сможет разглядеть, сидит ли Мэддок за рулем «Дуранго» и приехал ли он один. После этого она перебралась на пятьдесят ярдов к западу.

Не прошло и двадцати минут, как Микки, укрывшись за деревом, увидела «Дуранго», приближающийся со стороны Нанз-Лейк. Потом внедорожник сбавил скорость, замигал правый поворотник. Микки разглядела, что в кабине только водитель: Престон Мэддок. «Дуранго» свернул на проселок, ведущий к дому Тилроу.

Она поспешила на восток, укрылась за другим деревом, рядом с «Камаро». С этой позиции девушка не могла видеть крыльцо, поэтому не стала свидетельницей встречи Леонарда Тилроу и Мэддока. Зато «Дуранго» стоял как на ладони. Поэтому после возвращения Мэддока она успевала сесть за руль, вывести «Камаро» из-под деревьев и следовать за ним в Нанз-Лейк на достаточно большом расстоянии, чтобы не вызвать у него подозрений.

Непонятно почему, но Микки надеялась, что он привезет Лайлани с собой. В этом случае она собиралась пробраться к дому, вывести из строя «Дуранго» и, воспользовавшись замешательством, увезти девочку до того, как Мэддок бы понял, что произошло.

Но надежда эта не реализовалась. И теперь ей предстояло решать, то ли дожидаться Мэддока и следовать за ним, то ли прямо сейчас ехать в Нанз-Лейк и выяснять, в каком из трех кемпингов остановился Джордан Бэнкс.

Она боялась, что, возвратившись в город, не сможет получить достоверной информации у регистраторов кемпингов. Да и Мэддок мог воспользоваться фамилией, которую она не знала. А может, он и не поставил дом на колесах в кемпинг, просто припарковался на городской стоянке, не собираясь оставаться здесь на ночь. И потом, возможно, визит на ферму Тилроу не затянулся бы, и, пока она объезжала бы кемпинги, он мог успеть вернуться к «Превосту» и покинуть Нанз-Лейк. Уехав в город раньше Престона Мэддока, Микки рисковала потерять его. И пусть риск этот был маленький, хотелось обойтись без него.

Помня о своем общении с Леонардом Тилроу, Микки не ожидала, что Мэддок проведет у него так много времени. Для того чтобы понять, что Тилроу – врун и мошенник, жаждущий сорвать куш, хватало нескольких минут. Его рассказ об инопланетных целителях не мог настолько увлечь доктора Дума, пусть даже тот уже четыре с половиной года колесил по стране в поисках пришельцев.

Однако и через пять, и через десять минут «Дуранго» оставался на месте.

Ожидание предоставило Микки время подумать, и тут она вспомнила, что не позвонила тете Джен. Из Сиэтла она выехала слишком рано, поэтому ей не хотелось будить Дженеву. Она намеревалась позвонить из телефона-автомата в Нанз-Лейк, но по прибытии слишком уж увлеклась поисками Мэддока, поэтому все остальное просто вылетело из головы. Она не сомневалась, что Джен волнуется. Но если бы все прошло, как задумывалось, она могла бы позвонить тете Джен из придорожного ресторана где-нибудь в штате Вашингтон, да еще передать трубку Лайлани, чтобы та поздоровалась и пошутила насчет Алека Болдуина.

Под деревьями становилось все темнее, облака опускались все ниже, придавливая день к земле. Стало прохладнее. Вокруг Микки деревья что-то шептали то ли друг другу, то ли ветру.

Птицы, как черные стрелы, по одной и стайками возвращались в свои гнезда, свитые в ветвях сосен, еще один признак надвигающейся грозы.

Обернувшись на чириканье воробьев, Микки увидела Престона Мэддока и опускающуюся трость.

Потом очутилась на земле, не помня, как падала, с сосновыми иголками и грязью во рту, не в силах даже выплюнуть их.

Увидела ползущего в нескольких дюймах от ее носа жучка, занятого своими делами, не обращающего на нее ни малейшего внимания. Жучок с такого расстояния казался огромным, а корень сосны, выступающий из земли, – просто горой.

Перед глазами все затуманилось. Микки попыталась моргнуть, но попытка эта привела к взрыву в голове. На мгновение она почувствовала острую боль, которая сменилась темнотой.

Кертис Хэммонд сначала видит девочку своими глазами и не замечает сияния, которое она испускала, когда стояла у ветрового стекла.

Потом ставшая ему сестрой заскакивает в дом на колесах и протискивается между его ногами. И вот глазами невинной собаки, глазами, которые знают, что игривое Присутствие всегда рядом, он видит, что девочка действительно светится изнутри.

Собака уже влюбилась в нее, но не смеет подойти ближе, как не посмела бы подойти к игривому Присутствию, если бы Оно подозвало ее, чтобы погладить по шерсти или почесать за ухом.

– Ты лучишься, – заявляет Кертис.

– Тебе не завоевать расположения девушек, – строго ответствует она, – говоря им, что они – потные [112].

Она говорит тихо и при этом бросает взгляд в глубь дома на колесах.

Поскольку Кертис принимал участие во многих тайных операциях, да еще на разных планетах, он все понимает с полуслова и еще больше понижает голос:

– Я не имел в виду пот.

– Значит, намекал на это? – спрашивает Лайлани, похлопывая на стальному ортопедическому аппарату.

О господи, он опять, образно говоря, угодил ногой в коровью лепешку. С неохотой Кертис приходит к выводу, что напрасно думал, будто его умение общаться если и не достигло уровня Гэри Гранта в любом фильме с его участием, то все же лучше, чем у Джима Кэрри в «Тупом и еще тупее» или «Гринче, который украл Рождество». Первые минуты с Лайлани показывают, что в умении общаться у него больше провалов, чем достижений.

Пытаясь исправить ошибку, он заверяет девочку:

– На самом деле я не глупый Гамп.

– Я это сразу поняла, – отвечает она и улыбается.

Улыбка согревает его, а ставшая ему сестрой от этой улыбки просто тает. Она бы с радостью подбежала к девочке, перекатилась на спину и подняла в воздух все четыре лапы, выражая тем самым свое абсолютное доверие. Сдерживает ее только застенчивость.