Стивен Кинг - После заката

Оставался Карлос, покончивший с собой в гараже. Минуточку… его прототип — Карлос Дельгадо по прозвищу Большой Кот. Целый год Зифкиц следил за успехами «Торонто-Блю-Джейз», потому что не хотел, как все остальные фанаты Американской бейсбольной лиги в Нью-Йорке, болеть за янки. Кот был одной из немногих звезд «Торонто».

— Я вас выдумал, — прохрипел он. — Я собрал вас из воспоминаний и запчастей.

Ну конечно. Причем не в первый раз. Норманрокуэлловские мальчишки для кукурузных чипсов, например — рекламное агентство по просьбе Зифкица прислало ему фотографии четырех мальчиков подходящего возраста, и он их просто срисовал. Матери подписали отказ от претензий — обычное дело.

Если Берковиц, Уэлан и Фредди его слышали, то не подали виду. Они разговаривали между собой: Зифкиц не разбирал слов; голоса доносились как будто издалека. Через минуту Уэлан вышел из тупичка, а Берковиц встал перед тренажером на колени, как перед тем Зифкиц. Берковиц взял отвертку и через секунду левая педаль упала на цементный пол — дзын! Зифкиц, все еще на пустой дороге, видел через странное органическое отверстие, как Берковиц протянул отвертку Фредди Альбермалю — который вместе с Ричардом Зифкицем паршивенько играл на трубе в паршивеньком школьном ансамбле. Рок у них получался куда лучше. Где-то в канадских лесах закричала сова — звук, исполненный невыразимого одиночества. Фредди принялся откручивать вторую педаль. Уэлан тем временем вернулся с разводным ключом. У Зифкица сжалось сердце.

Глядя на них, он невольно думал: «Хочешь сделать что-нибудь хорошо — найми профессионала». Берковиц и его команда явно не теряли времени даром. Меньше чем за четыре минуты от велотренажера остались два колеса и три секции рамы, разложенные на полу так аккуратно, что походили на перспективное изображение с пространственным разделением деталей, как это называют специалисты.

Берковиц положил болты и гайки в карман, сразу оттопырившийся, как от груды мелочи. При этом бригадир выразительно глянул на Зифкица, и тот опять разозлился. К тому времени как рабочие прошли через странное отверстие-кишку (пригибаясь, как в низком дверном проеме), кулаки у Зифкица снова сжались, хотя в левом запястье и отдалась адская боль.

— Знаешь что? — сказал он Берковицу. — Ты мне ничего не сделаешь. Ты не можешь мне ничего сделать, потому что тогда тебе самому крышка. Ты… ты просто субподрядчик!

Берковиц спокойно смотрел на него из-под гнутого козырька кепки «ЛИПИД».

— Я вас выдумал! — Зифкиц поочередно навел на каждого указательный палец, словно пистолетное дуло. — Ты — Сын Сэма! Ты — повзрослевшая версия парня, с которым я играл на трубе! Ты не мог бы сыграть ми-бемоль под угрозой расстрела! А ты — художник, рисующий драконов и заколдованных дев!

Остальные члены липидной команды хранили то же непрошибаемое спокойствие.

— А тебе-то что с того? — спросил Берковиц. — Ты когда-нибудь об этом думал? Скажешь, другого мира снаружи точно нет? А что, если ты сам — случайная мысль в голове безработного аудитора, сидящего на толчке с утренней газетой?

Зифкиц открыл было рот, собираясь сказать, что это смешно, однако что-то во взгляде Берковица его остановило. Валяй, говорил бригадир взглядом, спрашивай. Я столько расскажу, что не обрадуешься.

Поэтому Зифкиц сказал:

— Кто вы, чтобы запрещать мне заниматься? Вы хотите, чтобы я сдох в пятьдесят лет? Да что с вами, бога ради?

Фредди сказал:

— Слышь, чувак, я не философ. Я одно знаю: мне надо чинить «додж», а денег на ремонт нет.

— А у меня двое детей. Старшему нужна ортопедическая обувь, младшему — занятия у логопеда, — добавил Уэлан.

— У ребят, которые прокладывали Большой туннель в Бостоне, была поговорка, — сказал Берковиц. — «Не души работу, пусть умрет своей смертью». Вот все, о чем я прошу, Зифкиц. Дай нам смочить клювы. Дай заработать на жизнь.

— Безумие, — пробормотал Зифкиц. — Полный бред.

— Мне насрать, что ты об этом думаешь! — заорал Фредди, чуть не плача, и Зифкиц понял, что для них разговор так же тягостен, как для него. Почему-то это осознание потрясло его сильнее, чем все остальное. — Мне насрать на тебя, ты пустое место, ты не работаешь, только небо коптишь и малюешь свои картинки! Просто не смей вырывать хлеб изо рта у моих детей, понял?

Он двинулся вперед, сжав кулаки и держа их на уровне лица, словно пародировал боксерскую стойку Джона Лоуренса Салливана. Берковиц взял Фредди за локоть и потянул назад.

— Не будь скотиной, — сказал Уэлан. — Живи и давай жить другим, лады?

— Дай нам смочить клювы, — повторил Берковиц, и, конечно, Зифкиц узнал фразу: он читал «Крестного отца» и видел все экранизации. Да есть ли у них хоть одна фраза, хоть одно жаргонное словцо не из его лексикона? Вряд ли.

Берковиц продолжал:

— Дай нам возможность жить достойно. Думаешь, мы можем зарабатывать рисованием, как ты? — Он хохотнул. — Да если я нарисую кошку, мне придется снизу написать: «Кошка», чтобы люди поняли, кто это.

— Ты убил Карлоса, — сказал Уэлан. Если бы его слова звучали обвинением, Зифкиц, наверное, мог бы снова разозлиться. Однако в них слышалась только грусть. — Мы ему говорили: «Держись, старина, все еще выправится». А он не выдержал. Ему никогда не хватало умения смотреть вперед. Он отчаялся. — Уэлан сделал паузу и посмотрел на темное небо. Совсем близко заурчал мотор «доджа». — Ему не на что было толком опереться. Бывают такие люди.

Зифкиц повернулся к Берковицу.

— Давай говорить начистоту. Чего вы хотите?

— Не души работу, — сказал тот. — Вот все, о чем мы просим. Пусть умрет своей смертью.

Зифкиц подумал, что, наверное, может выполнить эту просьбу. Даже без особого труда. Есть люди, которые, съев один «Криспи-Крем», не останавливаются, пока не прикончат всю коробку. Будь он из таких, ребятам пришлось бы туго… но он не из таких.

— Ладно, — сказал он. — Попробую. — Тут в голову ему пришла одна мысль. — Можно мне такую? — Он указал на кепку Берковица.

Берковиц улыбнулся. Улыбка была мимолетная, но куда более искренняя, чем смех, когда он сказал, что не может нарисовать кошку, не подписав внизу «Кошка».

— Сделаем.

Зифкиц думал, что сейчас Берковиц протянет ему руку, но тот лишь смерил Зифкица взглядом из-под козырька и двинулся к кабине грузовичка. Уэлан и Фредди последовали за ним.

— Как скоро я решу, что ничего этого не было? — спросил Зифкиц. — Что я сам разобрал велотренажер потому что… ну, не знаю… потому что он мне надоел?

Берковиц помедлил, держась за ручку дверцы, и обернулся.

— А как долго ты хочешь помнить? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Зифкиц и добавил: — Красиво здесь, правда?

— Здесь всегда было красиво, — сказал Берковиц, — Мы всегда работали на славу.