Стивен Кинг - После заката

В его словах слышался вызов, который Зифкиц решил оставить без внимания. Он подумал, что даже у вымышленного персонажа может быть гордость.

Несколько мгновений они стояли на дороге, которую Зифкиц последнее время называл про себя Великой трансканадской затерянной магистралью — чересчур громко для безымянного проселка в лесу, но все равно хорошо. Все четверо молчали. Где-то снова ухнула сова.

— Дома, в лесу — нам без разницы, — сказал Берковиц.

Потом открыл дверцу и плюхнулся на водительское сиденье.

— Береги себя, — сказал Фредди.

— Но не слишком, — добавил Уэлан.

Зифкиц стоял и смотрел, как пикап в три приема разворачивается на узкой дороге, туда, откуда приехал. Отверстие-туннель исчезло, но Зифкиц не испугался. Он знал, что без труда вернется назад. Берковиц не стал объезжать «Релей», а проехал прямо по нему, довершив и без того законченную работу. Дзынькнули, ломаясь, спицы. Габаритные огни уменьшились и пропали за поворотом. Некоторое время Зифкиц слышал рычание мотора, потом и оно затихло.

Он сел на дорогу, затем лег, прижимая к груди пульсирующее левое запястье. Небо было беззвездное. Зифкиц очень устал. Лучше не засыпать, сказал он себе, кто-нибудь выйдет из леса — медведь, например, и съест тебя, И все равно заснул.

Проснулся он на цементном полу в нише. Вокруг лежали разобранные части велотренажера без гаек и болтов. Будильник на ящике показывал 8.43. Очевидно, кто-то из них отключил звонок.

Я сам его разобрал, сказал себе Зифкиц. Я буду так считать и со временем поверю.

Он поднялся по лестнице в вестибюль и решил, что голоден. Наверное, стоит заскочить к Дугану и взять кусок яблочного пирога. Яблочный пирог — не самая вредная еда в мире, ведь так? А дойдя до кафе, Зифкиц решил, что закажет пирог с мороженым.

— Да чего там, — сказал он официантке. — Один раз живем, верно?

— Ну, — отвечала она, — индусы думают иначе, а вообще как скажете.

Через два месяца ему пришла бандероль.

Он возвращался домой после обеда со своим агентом (Зифкиц взял рыбу и паровые овощи, но на десерт позволил себе крем-брюле). Бандероль лежала в вестибюле. На ней не было ни штемпеля, ни логотипа «Федэкса» или другой курьерской службы, ни марок. Только его имя и фамилия корявыми печатными буквами: «РИЧАРД ЗИФКИЦ». Зифкиц почему-то подумал, что человеку, который вывел эти каракули, нарисуй он кошку, пришлось бы подписать внизу: «Кошка». Он отнес коробку наверх и вскрыл ее макетным ножом с рабочего стола. Под большим комком оберточной бумаги лежала новехонькая кепка с пластмассовым ремешком сзади. Внутри на ярлычке значилось: «Сделано в Бангладеш». Над козырьком красными буквами, напомнившими ему цвет артериальной крови, было написано одно слово: «ЛИПИД».

— Что это? — спросил Зифкиц у пустой мастерской, вертя кепку в руках. — Какой-то компонент крови?

Он примерил ее. Сперва кепка была мала, но Зифкиц ослабил ремешок на затылке, и она села, как влитая. Он посмотрел на себя в зеркало и остался не вполне доволен. Снял кепку, согнул козырек, надел снова. Вышло почти хорошо. Зифкиц подумал, что будет еще лучше, когда он сменит уличную одежду на заляпанные краской джинсы. Так он станет похож на настоящего трудягу… да он такой и есть, что бы ни воображали некоторые.

Работать перед мольбертом в кепке «ЛИПИД» со временем вошло у него в привычку, как добавка к ленчу по выходным и яблочный пирог с мороженым у Дугана в четверг вечером. Что бы там ни утверждала индийская философия, Зифкиц считал, что живем мы один раз. А коли так, можно позволить себе всего понемножку.

Если речь заходит о Стивене Кинге, обычно упоминается, сколько книг он продал, что делает сегодня в литературе и для нее. Но практически не говорят (возможно, от непонимания) о его заслугах в развитии массовой литературы. И хотя до него было уже много авторов бестселлеров, Кинг, как никто другой со времен Джона Д. Макдональда, привнес в жанровые романы реальность — с присущим его творчеству подробнейшим описанием жизни и людей в вымышленных городках Новой Англии, которые благодаря его таланту стали неотличимы от настоящих. И естественно, сочетание реальности с элементами сверхъестественного в таких романах, как «Оно», «Противостояние», «Бессонница» и «Мешок с костями», постоянно выводит его на вершину списка бестселлеров. Кинг часто говорил, что Салемс-Лот — это «Пейтон-Плейс, где поселился Дракула». И так оно и есть. Сочность описаний, точно подмеченные детали, неожиданные повороты сюжета и яркие персонажи наглядно показывают, как писатель может вдохнуть новую жизнь в, казалось бы, отработанную тему, такую, как вампиры или призраки. До Кинга редакторы основательно правили многих популярных авторов, говоря, что сверхъестественное только мешает. Что ж, Кинг стал знаменитым именно благодаря сверхъестественному, и теперь уже все понимают, что он шагнул далеко за рамки одного жанра. Кинг — мастер из мастеров. Недавно он закончил самое значительное произведение своей жизни — цикл романов «Темная башня»: только что вышли шестая книга серии «Песня Сюзанны» и седьмая, последняя, — «Темная башня».

Вещи, о которых я хочу вам рассказать, те самые, что остались после них, появились в моей квартире в августе 2002 года. Большинство я нашел вскоре после того, как помог Поле Робсон разобраться с воздушным кондиционером. Памяти всегда требуется какой-то ориентир, и мой — починка того самого кондиционера. Пола, миловидная женщина (чего там, просто красавица), иллюстрировала детские книги, муж занимался экспортно-импортными операциями. Мужчина всегда помнит случаи, когда ему действительно удалось помочь попавшей в беду красивой женщине (даже если она уверяет, что счастлива в семейной жизни), потому что такие случаи крайне редки. В наши дни попытка подражать настоящим рыцарям обычно только все портит.

Я столкнулся с ней в вестибюле, возвращаясь с послеобеденной прогулки, и сразу почувствовал, что она крайне сердита. Поздоровался: «Добрый день», — как здороваются с соседями по дому, когда она вдруг спросила, едва не срываясь на крик, почему именно сейчас техник-смотритель должен быть в отпуске. Я заметил, что даже у ковбойш бывает плохое настроение и даже техники-смотрители имеют право взять отпуск. И что август, кстати, согласно законам логики, самый подходящий для этого месяц. Именно в августе в Нью-Йорке (да и в Париже тоже), моя дорогая, становится гораздо меньше психоаналитиков, модных художников и техников-смотрителей.

Она не улыбнулась. Возможно, даже не поняла, что это цитата из Тома Роббинса [22] Роббинс, Том (р. 1937) — современный американский писатель. (использование цитат — проклятие человека читающего). Лишь сказала, что август, возможно, действительно хороший месяц для отпускной поездки на Кейп-Код или Файер-Айленд, но ее чертова квартира превратилась в духовку, потому что чертов кондиционер только урчит, но не более того. Я спросил, хочет ли она, чтобы я посмотрел, что с кондиционером, и до сих пор помню взгляд ее холодных оценивающих глаз. Помнится, подумал, что эти глаза наверняка увидели многое. И я помню улыбку, когда она спросила меня: «А с вами безопасно?» Мне это напомнило фильм, не «Лолиту» (мысли о «Лолите», иногда в два часа ночи, начали приходить позднее), а тот, где Лоренс Оливье обследует зубы Дастина Хоффмана, спрашивая снова и снова: «Здесь не болит?» [23] Фильм «Марафонец» (1976).