Стивен Кинг - Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]

— И все-таки есть люди, которые думают, что у нас в Салеме Лоте чересчур много неприятностей с тех пор, как нам явил свое лицо мистер Бен Мерс. Слишком много.

— Глупости, — возмутилась Сьюзен. — Скажи же, что с Майком!

— Еще не установили. Некоторые думают, что он заразился от маленького Глика.

— И никто больше не заразился? Родители его?..

— Молодые люди воображают, будто знают все на свете, — заметила миссис Нортон, обращаясь к потолку.

Сьюзен встала:

— Выйду разузнаю побольше.

— Сядь на минуту, — остановила ее мать. — Я еще кое-что хочу сказать тебе.

Сьюзен села с непроницаемым лицом.

— Иногда молодые люди не все знают, что следует знать. — Нотка фальшивого утешения в ее голосе сразу же насторожила Сьюзен.

— Например, мама?

— Ну, мистер Бен Мерс, кажется, несколько лет назад попал в дорожную аварию. Разбился на мотоцикле. Был пьян. Его жена погибла.

Сьюзен встала опять:

— Я не хочу ничего больше слышать.

— Я тебе желаю добра, — миссис Нортон оставалась спокойной.

— Кто тебе рассказал? — спросила Сьюзен. Она больше не ощущала прежней жаркой бессильной ярости или желания убежать к себе наверх от этого знакомого невозмутимого голоса. Она только чувствовала спокойствие и отрешенность, словно парила в пространстве. — Наверняка Мэйбл Вертс?

— Неважно. Это правда.

— Да уж наверное. А еще мы победили во Вьетнаме, а еще Иисус Христос каждый полдень проезжает через центр города на двуколке.

— Мэйбл показалось, что она его где-то видела. И она просмотрела все свои старые газеты, коробку за коробкой.

— Ты хочешь сказать — свои скандальные вырезки? С астрологией и снимками разбитых машин? Замечательный источник информации, — резко рассмеялась Сьюзен.

— Нечего иронизировать. Там напечатано черным по белому. Жена — если это была жена — сидела сзади, мотоцикл забуксовал и врезался в фургон. Бена проверили на алкоголь прямо на месте. Прямо — на — месте, — она подчеркнула каждое слово ударом спицы о подлокотник кресла.

— Тогда почему он не в тюрьме?

— Эти знаменитости всегда имеют нужное знакомство, — пояснила Анна Нортон со спокойной уверенностью. — Если есть деньги, из всего можно выкрутиться. Вспомни только, что сошло с рук этим мальчишкам Кеннеди.

— Его судили?

— Говорю тебе, его проверили…

— Да, ты говорила. Но что показала проверка?

— Я тебе говорю, что он был пьян! — на щеках у Анны стали проступать красные пятна. — Трезвых на алкоголь не проверяют! Его жена погибла!

— Я переезжаю в город, — медленно произнесла Сьюзен. — Я собиралась сказать тебе. Мне уже давно надо было это сделать, мам. Так будет лучше нам обеим. Я говорила с Бебс Гриффин, она знает хорошенькую четырехкомнатную квартирку на Систерз Лэйн…

— Ох, она обиделась, — сообщила миссис Нортон потолку. — Кто-то взял и испортил ее прелестный портрет мистера Бена Звезды Мерса, и она кипит негодованием.

Это прозвучало бы очень эффектно несколько лет назад.

— Мама, что с тобой происходит? — спросила Сьюзен в отчаянии. — Ты никогда… никогда так не опускалась.

Анна Нортон вздрогнула. Она вскочила и схватила Сьюзен за плечи. Вязание соскользнуло с колен.

— Ты слушай меня! — сильно встряхнула она дочь. — Я тебе не позволю путаться как девке с каким-то чокнутым ничтожеством. Слышишь, что я говорю?

Сьюзен ударила ее по лицу.

Глаза Анны Нортон мигнули, а затем широко открылись. Потрясенные женщины с минуту молча смотрели друг на друга. Слабый звук родился в горле у Сьюзен и тут же замер.

— Пойду наверх, — сказала она. — Я съеду в четверг, не позднее.

— Здесь был Флойд, — произнесла миссис Нортон. Ее лицо еще пылало от пощечины. Отпечатки пальцев дочери краснели на нем восклицательными знаками.

— С Флойдом все кончено, — отозвалась Сьюзен без всякого выражения.

— Флойд любит тебя, Сьюзен. Это его… уничтожит. Он открылся мне, — глаза ее сверкнули воспоминанием. — Под конец он расплакался как ребенок.

Сьюзен удивилась — это совсем не походило на Флойда. Она заподозрила было, что мать выдумывает, но по ее глазам поняла, что это не так.

— Так ты хочешь для меня плаксу, мама? Или просто жаждешь иметь белокурых внуков? Я тебе надоела, твоя миссия не выполнена, покуда я не вышла замуж и не устроена с человеком, которому будет уютно у тебя под башмаком? А как насчет того, что хочу я?

— Сьюзен, ты сама не знаешь, что ты хочешь.

И это прозвучало с такой абсолютной уверенностью, что на секунду Сьюзен испытала искушение поверить. На секунду.

— Нет, мам. Я точно знаю, что хочу. Это — Бен Мерс.

Она повернулась и стала подниматься по лестнице.

Мать побежала за ней, визгливо крича:

— Ты не можешь снять квартиру! У тебя нет денег!

— У меня сотня наличными и три сотни у банке, — спокойно ответила Сьюзен. — Да и работа найдется. Мистер Лабри предлагал сколько раз.

Анна Нортон поднялась на две ступеньки. Злость покинула ее, уступая место испугу.

— Дорогая, успокойся, — произнесла она тоном ниже. — Я только хочу, чтобы тебе было лучше.

— Не нужно, мама. Прости, что я тебя ударила. Я очень виновата. Я тебя действительно люблю. Но все-таки я перееду. Давно надо было. Ты должна сама понимать.

— Думаешь, этого достаточно? — Теперь миссис Нортон действительно раскаивалась и боялась. — Я все еще не думаю, что была не права. Этот Бен Мерс — я видела таких выскочек. Все, что ему нужно…

— Довольно.

Сьюзен отвернулась.

Мать поднялась еще на ступеньку и крикнула ей вслед:

— Флойд уходил в ужасном состоянии. Он…

Но закрывшаяся дверь комнаты Сьюзен прервала ее.

Сьюзен бросилась на кровать — еще так недавно украшенную куклами и пуделем с транзистором в животе — и лежала, уставившись в стену и стараясь не думать.

Она почти видела газетные заголовки: «Молодой писатель с женой попадают в „случайную“ аварию на мотоцикле». И фотография — слишком кровавая для провинциальной газеты, как раз в духе Мэйбл.

А самое страшное, что зерно сомнения все-таки посеяно. Глупо! Ты воображала, что, прежде чем попасть сюда, он хранился в холодильнике? Заклеенный антисептической целлофановой пленкой — как стакан в мотеле? Глупо! Но зерно посеяно. И за это она чувствовала к матери уже не подростковое раздражение, а что-то темное, граничащее с ненавистью.

Она с трудом отогнала эти мысли и, закрыв лицо рукой, погрузилась в тяжелую дремоту, прерванную взвизгом телефона внизу, а потом — еще резче — возгласом матери:

— Сьюзен, это тебя!

Она спустилась вниз, заметив по дороге, что уже половина пятого. Солнце стояло на западе. Миссис Нортон начинала готовить ужин. Отец еще не вернулся домой.

— Алло?

— Сьюзен? — знакомый голос, но она не могла сразу понять, чей. — Сьюзен, это Ева Миллер. У меня плохие новости.