Максим Макаренков - Дни стужи [litres]

Они проходили этот дом-город этаж за этажом, оставляя позади трупы нелюдей, безумцев, потерявших человеческий облик, и своих товарищей.

А когда все закончилось, он вывалился из проклятого здания в душную ночь, встал и, подняв лицо к истекающему звездами небу, заплакал…

– Стас, говорю, правда, что ты там был? – видать, попутчик спрашивал не первый раз.

– Да, был, – коротко ответил Стас и снова замолчал, провожая взглядом исковерканное здание.

Чем ближе был штаб порубежников, тем оживленнее становились улицы, развалины сменились жилыми домиками, все реже попадались сгнившие остовы древних машин, и вот впереди показались массивные стальные ворота с красной звездой в центре. И звезда, и ворота остались от старых времен – ничего им не сделалось. Когда-то здесь стояли другие люди, охранявшие другой мир, – и ушли на покой. Их место заняли новые порубежники. Уважение к тем, кто был ранее, – осталось.

Сбоку от ворот виднелась небольшая каменная пристройка с основательной железной дверью.

Спрыгнув с саней, Стас попрощался с новым знакомцем и пошел к проходной.

«Вот и мне приходится пропуск получать, – весело подумал он, – как настоящему отставнику».

Впрочем, Стас не думал, что с пропуском возникнут проблемы.

Знакомый запах Стас учуял, не успев подняться на третий этаж. Лестницы в длинном, протянувшемся вдоль всего двора, здании так и оставили старые – еще из того мира. Выщербленные, покрытые неимоверно выцветшей ковровой дорожкой, они стали одним из символов московских порубежников. Над штабными лестницами беззлобно посмеивались, о том, насколько истерты ступени, рассказывали у походных костров, но и шутили и рассказывали, уважительно покачивая головами, – тот, кто хоть раз был в штабе, видел натеки расплавленного камня на ступенях и пулевые отметины. И, глядя на эти натеки, люди вспоминали, как отбивали первые порубежники здание у жрецов Единого Темного.

И вот уже много лет все, кто попадал на третий этаж, для чего надо было пройти через несколько постов охраны, явных и тайных, встречали аромат трубочного табака знаменитой трубки-носогрейки Старшого.

Легендарный начальник порубежников Республики Московия с последней встречи не изменился – остался кряжистым, почти квадратным, с намертво въевшимся кирпично-красным загаром и манерой потирать широкой ладонью наголо выбритую голову.

Сейчас Старшой яростно тер затылок, морщил нос и непрерывно сопел трубкой, заполняя комнату клубами синеватого дыма.

Стас сидел в гостевом кресле в углу кабинета и молчал.

– Ну не мотай ты мне нервы, Стас Григорьич! Не моя это светлая мысль была – проверять тебя с Иван Николаичем!

– А я что, я ж молчу, – выдержав паузу, смиренно отозвался Стас. – Я ж понимаю. Я ж кто теперь – отставник. Гражданский. Деньгу зашибаю. Сам бы себя проверил.

Старшой взвыл и грохнул ладонью по столу. Стол крякнул и покосился.

– А я к тебе в гости пришел. Повидать. Посоветоваться, – так же смиренно продолжил Стас, преданно глядя на Старшого.

Старшой посопел трубкой, обошел стол, упал в свое старое продавленное кресло и откинулся, вцепившись руками в край столешницы.

– Хорош юродствовать. Знаю я тебя. Посоветоваться он пришел. Когда ты советовался? Жилы ты пришел из меня тянуть, – и, вздохнув, сдался: – Что уж там, имеешь право. Валяй!

Стас молчал, прикидывал. Ясно было, что Старшому эта история не нравилась. Но человек он служивый, связан не только присягой, но и множеством явных и тайных договоренностей, отвечает за своих людей, кому-то должен услуги, а на кого-то и зуб точит…

Спрашивать Старшого следовало осторожно. Служебную тайну он никогда не выдаст и лишнего не скажет.

Если, конечно, не почувствует явной подставы и угрозы для службы и тем более для безопасности республики.

– Ты что такой бешеный, Старшой? – спокойно спросил Стас, наконец вытаскивая из кармана коробку «Боярских». – Я вот сижу, – он улыбался, – слова худого не говорю. Я ж понимаю, служба есть служба. Нужно было меня проверить, ты и послал Федула. Убедился, что мы чистые?

И сам ответил:

– Убедился. А раз убедился, скажи мне, что все-таки происходит? Из-за чего такой сыр-бор? Понимаю, убийства с лютым чернокнижием – это дело из ряда вон и вы им заниматься просто обязаны. Но чтоб вместе с «соседями», да еще и с майором, от которого какой-то тайной службой за версту несет… Да еще и с иноками Особого приказа за компанию… Словом, – Стас подался вперед и проговорил, четко выговаривая каждое слово: – я тебе скажу, о чем мы с купцом беседовали, а ты мне честно ответишь, в какую хрень мы с Ваней вляпались.

Говорят, Таганка какой была раньше, до События, такой и осталась. Кривые улочки, стискивающие прохожих меж сумрачных стен, за которыми шла тихая, тайная, безумная и жестокая жизнь. Слухи, легенды, шепотки… Провалы подворотен и маковки древних церквей, равнодушно взирающих на суету внизу. И постоянное ощущение взгляда в спину.

Таганка с ходу давала понять незнакомцу, что он здесь чужой. И только от сообразительности гостя зависело, выберется он живым или так и канет в переулках, которых нет ни на одной карте.

Иван тронул возницу за плечо и, расплатившись, спрыгнул на тротуар. Случайный наблюдатель подумал бы, что он плутает по переулкам, не зная дороги, пытается выбраться в знакомое место, найти хоть какие-то знакомые приметы. Но он помнил каждый поворот, каждую выбоину на стенах, каждую трещину на тротуаре.

Шагнул в арку, ведущую во двор, и шаги гулко забухали под низким сводом. Следом нырнули двое – с характерной разболтанной походкой, в низко надвинутых на лбы мохнатых шапках и коротких полушубках. В таких и убегать, и драться удобно. Парочка ускорила шаг, догоняя ничего не подозревающую жертву. Глазами они уже цепко обшаривали долгополую шубу – куда бить так, чтоб не попортить хабар. Третий грабитель шагнул со двора, перегораживая проход.

– Слышь, дядя, а ты чё тут делаешь? – с растяжечкой проговорил он, поигрывая внушительным ножом.

Ответ прозвучал из-за спин его сообщников, из непроглядной холодной темноты.

– Дорогу ищу, паренек. Не подскажешь?

Парни в полушубках лихорадочно завертелись, пытаясь увидеть того, кто должен был стать их добычей.

Иван сделал пару шагов навстречу и остановился, не вынимая рук из карманов шубы.

Шаги под аркой затихли, темная фигура, застывшая между грабителями, растаяла. Несвятая троица топталась в нерешительности. Они уже поняли, с кем имеют дело, и теперь Иван ясно ощущал волны страха – темного животного страха, какой исходит от бродячих собак. Слабенько пульсировали дешевые амулеты от сглаза – они имелись у всех троих, но защитить могли разве что от случайного косого взгляда, брошенного собутыльником во время попойки.