Мишель Грирсон - Становясь Лейдой [litres]

Обернувшись, Маева увидела у соседнего прилавка девочку лет двенадцати, которая дергала за руку мать. Женщина шикнула на дочь, продолжая разглядывать выложенных на продажу омаров. Но девочка не унималась. Женщина подняла голову и застыла, уставившись на Маеву.

– Вот уж не знаю, Унна. – Ее чопорная холодность показалась Маеве знакомой. – Наверное, у Бога есть чувство юмора.

Теперь Маева ее узнала. Она видела эту женщину в первый день, когда Питер привез ее в Оркен. Вдова на причале: женщина, потерявшая мужа в тот страшный день. Из-за шторма. Из-за Питера .

Биргит еле заметно кивнула:

– God morgen , Питер Альдестад. – Она скользнула взглядом по Маевиному животу. – Я смотрю, ты нашел, чем заняться долгими зимними вечерами.

Дочь держалась за ее руку и с любопытством разглядывала Маеву.

Питер от души рассмеялся. Не замечая яда в словах вдовы.

– Да, мы времени зря не теряли. Вы же помните Маеву, мою жену? Она должна разрешиться от бремени осенью, как раз под конец сбора урожая.

Биргит кивнула, ее улыбка казалась почти усмешкой:

– Gratulerer og velsignelser [36].

Маева попыталась не показать, что она не совсем поняла сказанное, но Питер заметил:

– Хорошо, когда добрые соседи желают нам блага, да, Мае? Tusen takk , фру Вебьёрнсдоттер.

Вдова качнула головой и указала на вершину холма:

– Раз вы ждете ребенка, вам будет нужна шерсть, да? Я слышала, что сегодня та финская девушка привезла свой товар. Оленьи шкуры, морские узлы [37] Имеются в виду веревочные узелковые амулеты. Считалось, что такие амулеты защищают матросов в море и призывают попутный ветер. , тонкая пряжа, все по хорошей цене. В честь Sankthansaften .

Улыбка Питера дрогнула:

– Моя жена, я уверен, спрядет не хуже.

Девочка дернула мать за рукав, ей явно наскучила беседа взрослых:

– Мама, я хочу есть.

Шикнув на дочь, Биргит вскинула подбородок:

– Я не сомневаюсь в умениях твоей жены. Но у нее скоро родится ребенок, появятся новые хлопоты и заботы. Молодой матери не помешает хоть как-то облегчить себе труды, их и так будет немало.

Питер тихонько откашлялся.

– God dag [38], Питер. – Биргит посмотрела на Маеву в упор, поджав губы. Она подчеркнуто попрощалась лишь с Питером и заострила на этом внимание. Потом она повернулась обратно к прилавку с омарами, но ее дочь продолжала смотреть на Маеву во все глаза.

Маеве претило соглашаться с вдовой, но она понимала, что та права.

– Может быть, все же посмотрим на товары той финской девушки? Вдруг у нее будут цветные нитки или хорошая шерсть для вязания?

Питер как будто занервничал. Но тут же взял себя в руки и кивнул:

– Конечно, милая. Слово жены для меня закон. Но ты вся горишь. Тебе, наверное, жарко. Давай я сам поднимусь на холм, а ты пока посидишь на причале. Я скоро вернусь.

Она хотела возразить, хотела сказать, что она сама выберет, что ей делать. Но не смогла устоять перед возможностью посидеть в одиночестве рядом с морем. Она наблюдала, как он, склонив голову, поднимался на холм.

Маева поежилась и обняла себя за плечи. Она почему-то озябла, хотя на улице было тепло. Она пошла сквозь толпу к скамейке на пристани, не сводя глаз с маяка. Люди, случайно толкавшие ее в давке, вздрагивали, и отшатывались, и обходили ее по широкой дуге, словно она была лужей грязи или больным животным. Может быть, мне это кажется . Она пыталась улыбаться, но так было еще хуже. Люди отводили глаза и старались быстрее пройти мимо, матери спешили увести детей подальше. Теперь, когда рядом не было Питера – ее щита, – она особенно остро ощущала свое одиночество.

Она остановилась у стойки с torrfisk [39]. Ее рот наполнился слюной; в животе заурчало. Еще недавно Маеву тошнило от одного только запаха сушеной рыбы. Но период утренних недомоганий уже миновал, и теперь ей постоянно хотелось есть. Она вынула из кармана монетку.

– Можно мне одну рыбу, пожалуйста?

Продавец, пожилой рыбак с густой черной бородой, продолжал невозмутимо развешивать рыбу на стойке, будто не слыша Маеву. Она повторила свою просьбу, решив, что, наверное, у нее что-то не так с произношением. Рыбак по-прежнему не обращал на нее внимания. Она повторила в третий раз, чуть громче, и тут кто-то мягко взял ее под локоть.

– Ты слышал, что говорит дама. Одну… нет, давай две. Vær så snill .

Светловолосый мужчина отпустил локоть Маевы, чтобы расплатиться за рыбу. Потом протянул одну рыбину ей и улыбнулся.

Маева нашла в себе силы произнести, чуть заикаясь:

– Takk , герр Бьёрнсен.

Его имя ей было знакомо по рассказам Питера. Его лицо – даже слишком знакомо. С того дня, когда он их спас.

Он увел ее прочь из толпы, к скамейке у самой воды. Она была благодарна ему за рыбу и поэтому не возражала, хотя ей хотелось побыть одной. Хотя у нее были сомнения, можно ли ему доверять.

Запах соли, брызги морской пены в воздухе обрушились на нее, как штормовой вал. Ее захлестнул манящий плеск прибоя, рокот волн, бившихся о прибрежные камни. Она закрыла глаза, наслаждаясь мгновением чистейшего блаженства.

– Скучаете по дому? – Ганс пристально посмотрел на нее и перевел взгляд на море. Светлая щетина на его обветренных, обожженных солнцем щеках отливала рыжиной. – Я знаю, что это такое. Когда я на суше, я тоже тоскую по морю.

Маева слегла улыбнулась, благодарная за эти слова, за некую общность, как будто возникшую между ними. Ее приятно удивило, что такой крупный и грубый с виду мужчина может быть таким чутким. Его доверительное признание в тоске по морю почему-то не ощущалось вторжением, нарушающим ее границы. Скорее – общим секретом, мостом искренности между двумя незнакомцами.

Он продолжал говорить:

– Зима была долгой. Трудно, наверное, было сидеть на отшибе, не видя вообще никого вокруг… Да еще с таким мужем, как Питер.

Она удивленно взглянула на него.

Он улыбнулся озорной улыбкой:

– Я имею в виду, иногда он, наверное, бывал просто невыносимым. Учил вас новым словам, словно он сам их придумал.

Она помедлила и кивнула:

– Да. То есть нет. Он был… Все было… – Она растерянно замолчала. А как все было, если по правде? Каким словом выразить все, через что ей пришлось пройти, все, что она чувствует по отношению к этому месту? К своей новой жизни, к своему мужу, к своему будущему ребенку?

Ганс договорил за нее:

– Сокрушительно.

Она ничего не сказала, но молчание само по себе было ответом.

Он откусил кусок рыбы и принялся громко жевать. Потом указал в сторону рынка:

– Я знаю, что Питер хочет самого лучшего и для вас, и для вашего малыша. Но вам надо знать… Иногда его поражает снежная слепота. – Его взгляд стал серьезным.

Она вопросительно вскинула голову.