Мишель Грирсон - Становясь Лейдой [litres]

Он поднялся на ноги.

– Господа, я прошу позволения остаться. Я не могу бросить жену одну, когда ее подвергают подобному унижению. Я должен быть рядом.

Иннесборг посмотрел на Маеву, перевел взгляд на Питера и опять на Маеву. Затем неохотно кивнул.

Маева сумела перебороть страх, хотя сердце билось в груди испуганной птицей. Питер стянул с нее одеяло и нерешительно посмотрел на нее, прежде чем потянуться к пуговицам на ее ночной рубашке. Маева кивнула, стараясь удержать слезы, уже подступившие к глазам. Она сама расстегнула рубашку дрожащими пальцами и обнажила раздутый живот. Спине стало жарко, ладони вспотели. Ее всю лихорадило, во рту пересохло. Ей казалось, что стены смыкаются и грозят ее раздавить.

Кнудсен смущенно закашлялся. Иннесборг подошел ближе и уселся на краешек кровати. Маева заметила на одеяле пятнышко крови. О господи, нет . Она потерла пятнышко пальцем.

– Прошу прощения за кровь. Кажется, чай, который мне дала Хельга, не особенно помогает.

– Конечно, не помогает, – пробормотал Иннесборг. – Старая сука вообще ничего не знает.

Пастор осуждающе нахмурился, услышав бранное слово.

Якобсен тоже нахмурился:

– Ребенок шевелится? Вы уверены, что малыш…

Питер сжал руку Маевы и горячо закивал:

– Да, мы уверены. Малыш постоянно брыкается…

– Хотя сегодня я ничего не чувствую, – перебила его Маева. – Надеюсь, это хороший знак… Он растет, ему тесно, особо не развернешься брыкаться. – Она кое-как выдавила улыбку, надеясь, что Питер поймет, что ему лучше молчать.

– Наверное, уже скоро. – Питер бережно положил руку ей на живот.

Доктор наклонился вперед, но Иннесборг загораживал ему обзор своей тушей. Маева надула живот, так что кожа растянулась. Ей с трудом удалось не отшатнуться, когда магистрат оттолкнул руку Питера и с силой надавил ладонью ей на живот. Дыши, Маева. Считай что-нибудь… балки на потолке. Раздватричетыре…

Магистрат резко сдвинул руку к самому низу ее живота, почти к лонной кости. Маева замерла.

Почему мне так… Она попыталась сосредоточиться, но мысли путались. В груди нарастала знакомая паника. Что-то пыталось вырваться на поверхность, что-то темное, неодолимое. У нее разболелся копчик. Она чувствовала себя странно, словно отделялась от тела: сейчас она воспарит к потолку, а тело останется лежать на кровати. Она сосредоточилась на названиях окружавших ее вещей – seng, teppe, vindu, himmel [46], – стараясь не замечать запаха едкого мужского пота, бьющего в нос.

Питер не сводил глаз с ее живота. Кнудсен нервно теребил в пальцах крест, висевший у него на шее.

Наконец Иннесборг убрал руку и почесал бороду, будто в растерянности:

– Старая ведьма наверняка ее околдовала. Я ничего не почувствовал.

Пастор Кнудсен отпустил крест.

Маева почувствовала, как ее тело вжалось в матрас.

Доктор Якобсен шагнул вперед и сел на кровать, потеснив Иннесборга.

– Возможно, нам следует воздержаться от таких обвинений до официального медицинского заключения? – Он подмигнул Маеве, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на добрую усмешку. – И нам не нужна толпа зрителей, смущающих фру Альдестад. Господа, я попрошу вас спуститься вниз, пока я буду проводить осмотр. Может, у Питера найдется эль, чтобы снять подозрения и ублажить жаждущих?

Иннесборг насупился, но промолчал.

Ларс Кнудсен облегченно вздохнул и кивнул Маеве:

– Вы уж простите нас, милая. Я целиком доверяю мнению доктора Якобсена. Благослови вас Господь, Маева. И вас, и ваше дитя.

Когда он произнес ее имя, она ощутила легкий укол вины за свою ложь. Она выдавила улыбку и ничего не сказала, хотя ей хотелось, чтобы Питер остался с ней.

Доктор дождался, когда все мужчины выйдут из комнаты и спустятся вниз. Потом взял ее за руку. Маева постаралась не вздрогнуть.

Он погладил ее по руке, снял очки и протер их о рукав.

– Бояться нечего, я не буду вас мучить. Этот прискорбный визит – всего лишь последствие большого горя, когда печаль требует выхода. Вы здесь ни при чем, и ваш будущий ребенок тоже ни при чем. Я в этом уверен.

Маева откинулась головой на подушку. Она не смогла скрыть облегчения и попыталась представить его внезапным упадком сил. Доктор – мужчина за сорок, с легким намеком на седину в висках – оглядел скудно обставленную комнату. Платяной шкаф, маленькую прикроватную тумбочку со стоящей на ней масляной лампой. Пустую колыбельку, свисавшую на веревках с потолочной балки – чтобы укачивать малыша и не занимать места на полу. Якобсен провел пальцем по резному узору на колыбельке – морские раковины и рыбы, – точно такой же узор украшал ножки и спинку кровати, которую Питер сделал своими руками в качестве свадебного подарка жене. Взгляд доктора остановился на соломенной подушке. Он поднялся, чтобы рассмотреть ее поближе, но тут снаружи донеслись голоса.

– Да, в сарае. Запасы с прошлого лета. Хорошее пиво. Пойдемте, я вас угощу.

Слова Питера ударили в самое сердце. В сарае . Маева прикусила губу.

Доктор улыбнулся:

– Пожалуй, я вас оставлю. Если я буду нужен, сразу же посылайте за мной.

Она серьезно кивнула и села повыше.

Якобсен поправил очки:

– Что-то во рту у меня пересохло. God dag , фру Альдестад.

Он ушел, и Маева выдохнула.

Питер привел гостей в сарай, где в дальнем углу стоял бочонок с пивом. Тут же, на гвозде, вбитом в стену, висела большая пивная кружка. Питер взял ее в руки.

– Пиво чуть слабоватое, но вполне сносное.

Он вынул пробку, наполнил кружку наполовину и протянул ее Иннесборгу, зная, чей пылкий нрав надо охладить первым. Магистрат буркнул: « Skål », – взял кружку и сделал глоток. Кивнул с одобрением и выпил все пиво залпом.

Питер протянул пастору кружку поменьше:

– Угощайтесь.

Кнудсен замялся:

– Даже не знаю, стоит ли мне пить хмельное так рано утром.

Иннесборг фыркнул:

– Бог уж точно позволит человеку утолить жажду. Особенно человеку, занятому богоугодным делом, искоренением зла и греха. – Он протянул Питеру кружку, чтобы тот снова ее наполнил. Питер не стал спорить и в этот раз налил пива почти до краев.

– Вы неправильно поняли, магистрат… Бог позволяет, не позволяет желудок. – Пастор делано рассмеялся, его улыбка чуть дрогнула. Внезапно он насторожился и наклонил голову набок. – Вы слышите?

Все трое прислушались. Во дворе закудахтала курица, ветер прошелестел в кронах деревьев. А потом за шелестом ветра и голосами животных явственно послышалось тихое хныканье.

Питер замер, словно окаменев. Иннесборг отобрал у него кружку с пивом и сделал пару шагов в том направлении, откуда шел звук.

– Да, я слышу. – Пиво пролилось на солому. – Ты сам слышишь, Альдестад? – Его глаза обвиняюще вспыхнули.