Александр Бушков - Степной ужас [сборник litres]

Ну, предположим, в истории с волками Парамон не просто «для блага опчества» старался, в первую очередь преследовал сугубо личную выгоду. Его коровы ходили по тем же пастбищам, и одну из них обнаглевшие волки зарезали. Но какая разница, что им двигало, если от того, что волки ушли, была большая польза всей деревне?

Вот такой он был, Парамон, только прежде чем рассказать ту историю, поговорим немножко о революции и колчаковщине. Хочется поговорить старику – тем более что тема вовсе не отвлеченная: помогает кое-что понять в происходившем.

Перестроечная гласность бушует вовсю – форменное цунами. К превеликому сожалению, во всем, что выплескивается печатно, кроме прямой лжи, хватает и подтасовок, и верхоглядства.

Возьмем взятие большевиками Зимнего. Пишут, что не было никакого такого героического штурма, так красочно показанного в фильме Эйзенштейна. Что большевики, можно так сказать, просачивались в Зимний маленькими группами через многочисленные «черные ходы», а когда их набралось достаточно, разоружили защитников дворца. И погибло в стычках всего-то несколько человек, меньше десятка. Отсюда вытекает, что это была не Октябрьская революция, а Октябрьский переворот.

Открыли Америку, называется! Еще во второй половине пятидесятых порой выходили книги, где все так и называлось – Октябрьский переворот. Так и писали. И диссиденты тут ни при чем – не было тогда такого понятия. Книги издавались официально, проходили цензуру, но не боялись и не стыдились слова «переворот». Те, кто с видом первооткрывателей шумят, что это был всего-навсего переворот, даже не задумываются, что это они не коммунистов в чем-то уличают, а наглядно показывают все ничтожество и бессилие Керенского. Никто за него всерьез не пошел драться, в Зимнем нашлась горсточка юнкеров да баб-ударниц из женского батальона Бочкаревой. Пришли красногвардейцы, цыкнули, выражаясь строчкой Маяковского: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!» – и обрушилось никому уже не интересное Временное правительство, как пьяный в канаву…

Во Франции, между прочим, имеет место быть нечто очень похожее. Никакого «штурма» Бастилии и не было, точно так же понемногу просочились тамошние бунтовщики в крепость и перебили весь гарнизон, которого было всего ничего. Зато какие гравюры появились в конце восемнадцатого века! Я в шестидесятые выписал сыновьям, тогда еще школьникам, «Детскую энциклопедию», там в томе по зарубежной истории была одна такая картинка. Героический штурм, спасу нет! Из Бастилии палят пушки, у осаждающих красиво палят шеренгой орудия… А никакой шеренги орудий не было и штурма не было, а из Бастилии ни одна пушка не пальнула – в крепости вообще не было пороха, и гарнизон был – полтора инвалида, и ни одного политического там не маялось – то ли шесть, то ли семь уголовников…

И что? Я читал – потом французы учредили почетный знак в честь штурма Бастилии, и получать его сбежалось немало народу. Мало того, у французов до сей поры четырнадцатое июля – национальный праздник, День взятия Бастилии, и отмечают они его очень торжественно. В прошлом году показывали по телевизору – и народные шествия, и военный парад…

Так и с историей гражданской войны в Сибири обстоит – с умным видом «открывают» давно известное, с видом первооткрывателей шумят: мол, советская власть в Сибири пала.

Так ведь никто и не спорит – именно что пала. Именно это слово при самой что ни на есть советской власти порой печатно употреблялось, потому что так и обстояло, и об этом ничуть не стыдились упоминать.

Другое дело, никогда раньше не писали, что в гражданской войне в Сибири были свои серьезные нюансы и свои сложности. Поймите меня правильно. После всего этого потопа перестроечных разоблачений (далеко не всегда правдивых и справедливых) я отнюдь не стал ни антисоветчиком, ни антикоммунистом. Не могу сказать, что я такой уж высокоидейный коммунист, но в партию я вступил на фронте, в сорок втором, в очень тяжелые времена – и билет сохраняю.

Но что поделать, если в Сибири и в самом деле хватало своих нюансов и сложностей…

У нас те схемы, что удачно работали в России и отражали, что уж там, истинное положение дел, решительно не годились. Это в России много земли было у помещиков, а у крестьян мало, то-то, когда Столыпин объявил реформы, они массами в Сибирь кинулись счастья искать. А у нас помещиков отродясь не бывало, так что никакого передела земли и не требовалось. И пролетариата в российском понимании не было, потому что не было больших фабрик и заводов. К «классическому» пролетариату можно отнести разве что рабочих железнодорожных мастерских вдоль всей Транссибирской магистрали. Именно они в девятьсот пятом Красноярскую республику и провозгласили, только продержалась она неполный месяц: пришли войска и без особых трудов республику отменили…

Сибирские деревни жили зажиточно. Это в России многие крестьяне были безлошадными, а у нас в Сибири без лошади в хозяйстве просто-напросто не проживешь, ложись да помирай. В России человек с парой-тройкой лошадей считался бы богатеем, а у нас – обычное дело.

Ну вот, и после революции очень многие приехавшие к нам большевики до того в Сибири не бывали, нюансов и сложностей не понимали и не учитывали. Стали корежить жизнь по тем российским схемам, наломали немало дров – вот сибиряки и шатнулись к Колчаку массово. Нешуточный был энтузиазм, так что прямо-таки поперли к Уралу, взяли Екатеринбург и Пермь. Дело отнюдь не в поставках иностранного оружия – не такими уж они были большими, и, что важнее, воюют не оружие, а люди.

Трудно сказать, как бы все повернулось, пойди сибиряки под бело-зеленым флагом с тем же воодушевлением из Поволжья на Москву. Только и воодушевление, и энтузиазм очень быстро улетучились напрочь. И никто, кроме Колчака, в этом не виноват. Своими руками все загубил, кокаинист хренов…

И он, и его офицерство, особенно старший командный состав, большей частью в Сибирь попали впервые в жизни. Как в свое время большевики, нюансов и сложностей не понимали и не учитывали. И начали всё делать опять-таки по своим схемам, которые для Сибири никак не годились. Карательные отряды форменным образом лютовали – чаще всего без всякого повода. Обычно было так: стоит себе деревня с зажиточным народонаселением. Ни за колчаковцев не стоит, ни за красных, хочет одного: чтобы людям дали жить, как они хотят, и не лезли к ним с реквизициями-мобилизациями. Приходят колчаковцы, порют, вешают, частенько перед этим лупят по селу из пушек. Просто так, ни за что – острастки ради, чтобы «быдло» знало свое место. Об этом иногда отнюдь не красные пропагандисты писали – недавно напечатали отрывки из дневника колчаковского министра барона Будберга. Он подробно об этой карательной практике рассказывает, очень ее осуждает и предсказывает, что добром это не кончится. А дневник пишется не для печати, а для себя…