Александр Бушков - Степной ужас [сборник litres]

Затронув эту тему – мы и американцы, – о многом интересном можно бы рассказать, но не будем отклоняться от темы…

Чаще всего и я, и ребята из экипажа, и другие наши летчики сидели со здоровенным рыжим лейтенантом по имени Джейк Пим. Рубаха-парень был, любил слушать наши анекдоты с «картинками» и знал кучу американских, в большинстве своем вполне нам понятных, как и наши – американцам, анекдоты с «картинками» – явление интернациональное. Главное даже не в том, что он сносно говорил по-русски. Главное, он никогда не задавал тех самых скользковатых вопросов и не касался скользковатых тем, чем выгодно отличался от иных прочих.

Откуда сносное знание русского, он рассказал в первый же вечер. Оказалось, отец у него русский, за лучшей долей уехал в Америку за несколько лет до революции, да так и не вернулся (мы насторожились было, но вскоре успокоились – Джейк никогда не говорил ничего, хоть отдаленно походившего на «белогвардейскую пропаганду». Фамилия у его отца в России была гораздо длиннее, это потом ее в Штатах «обрезали» – американцы такие вещи любят. Какая именно, Джейк и сам не знал, никогда этим не интересовался. Стопроцентным был американцем, иногда расспрашивал о том и об этом, но особенного интереса к «исторической родине» никогда не проявлял, в этом отношении ничем не отличался от большинства своих сослуживцев. Американец с русским папой, и не более того.

Очень быстро мы его стали звать Яшей, и он это принимал как некую экзотику. Это всезнающий Веня нам растолковал, что Джейкоб означает Яков (американцы любят уменьшительные имена не меньше русских).

Встречались мы каждый вечер – и мы четверо, и Яшин экипаж оказались «безлошадными». Нас в последнем вылете крепенько прижали «мессера». Из зоны их действия мы вышли на одном моторе, да и второй чихал, так что до родимого аэродрома тянули, как пелось в американской фронтовой песенке, на честном слове и на одном крыле. Ну, предположим, крыльев у нас осталось два, но все равно самолет изрешетило так, что он годился только на слом. А когда поступят новые, совершенно неизвестно. Хорошо еще, никого не убило и серьезно не ранило (мелкие царапины не в счет). Но все равно очень тягостно быть «безлошадным», когда ребята что ни день уходят в боевые вылеты и кое-кто из них не возвращается. Прямо-таки виноватым себя чувствуешь, хотя твоей вины тут нет никакой, да и никто из окружающих не виноватит – так уж обернулось дело, хорошо еще, все живые и почти не поцарапанные… И все равно на душе премерзко, кто сам не испытал, не поймет в полной мере…

С Яшиным самолетом тоже случилась неприятность, правда, не такая серьезная. Дырок от пуль и осколков оказалось совсем немного, но один мотор изнахратили качественно, и до аэродрома они шли на трех. Дырки наши технари заделали быстро и привычно, но мотор восстановлению не подлежал. А заменить его было невозможно – у нас таких моторов просто-напросто не было. Вот тут американцы сами себя перехитрили. Яша, как и остальные американцы, кто у нас садился, летал на знаменитой «летающей крепости», Б-29, четырехмоторной громадине с солидной бомбовой нагрузкой и кучей пулеметов. Отличная была машина, типа нашего Пе-8, только у нас их было всего-то штук под восемьдесят, а у американцев – не в пример больше. Они нам по ленд-лизу поставляли неплохие самолеты: и истребитель «Аэрокобра» (Покрышкин на таком летал), и легкий двухмоторный бомбардировщик Б-25 «Митчелл», и летающие лодки. Вот только Б-29 так и не дали, хотя наши наверняка и просили. Большая грязная политика, ага… Так что неоткуда у нас было взяться моторам для «летающей крепости», а запасных американцы не завезли.

(Забегая вперед: ящики с разобранным мотором Яше из Франции прислали уже через неделю, а вот мы проторчали на земле – ни много ни мало – восемнадцать дней, как одна копеечка…)

Но я опять не о том… Дня через три после нашего знакомства с Яшей вызвал меня Кумышев и с ходу взял быка за рога: я все равно без дела маюсь, а потому он с санкции командования хочет мне предложить задание по своей линии, касаемо как раз американцев.

Я чуточку растерялся и сдуру ляпнул:

– Я, товарищ капитан, сроду шпионажем не занимался, могу и не справиться…

Он ничуть не рассердился. По своей всегдашней привычке поскреб подбородок (на сей раз чисто выбритый, он вообще-то был аккуратист), попыхтел папироской и сказал не сердито и не раздраженно, скорее уж наставительно:

– Неправильно формулируете, капитан. Шпионаж – это добывание государственных и военных секретов. А я хочу на вас возложить нечто совершенно другое…

И подробно объяснил, что имеется в виду. А поручалось мне вот что: вечером в разговоре с Яшей за чарочкой навести разговор на нужную тему и попытаться вызнать у него, не встречали ли американцы во время ночных вылетов странные светящиеся шары – как мы в тот раз. Если что-то такое было, вряд ли он станет умалчивать: мне великолепно известно, что у нас мой рапорт о шарах никто не секретил и не запрещал мне о них рассказывать другим. Наверняка у американцев точно так же, хотя кто их знает…

Удивил он меня не на шутку – отнюдь не секретным поручением, хотя мне и впервые в жизни пришлось такое поручение принимать, а куда денешься? Другое удивило: прошел почти год, а они, выходит, вовсе не списали мой рапорт о шарах в пыльный архив, до сих пор этим делом занимаются?! Ну, в конце концов, им виднее, чем заниматься, тут я им ни с какого боку не советчик…

Мы еще немного поговорили, и Кумышев мне обстоятельно разъяснил, как лучше всего навести беседу на нужную тему. Я слушал внимательно и мотал на ус – задумка была толковая. Никакого внутреннего неприятия у меня не было – в конце концов, Кумышев прав, никаких государственных тайн и военных секретов от меня не требовалось выведывать. К тому же мне самому стало жутко любопытно: а вдруг американцы тоже с чем-то похожим встречались?

Кумышев сказал еще: поскольку, как уже говорилось, история эта не засекречена, я свободно могу ее рассказать Яше. Если и у них подобное случалось и оно не засекречено, он обязательно расскажет.

В тот же вечер подвернулся удобный случай. Разговор зашел о том, какая пакостная штука ночные истребители – на некоторые, по точным данным, фрицы, изобретатели хреновы, уже начали ставить радиолокаторы…

Вот оно! И я сказал:

– Прекрасно тебя понимаю, Яша, но истребители – зло, так сказать, привычное. Бывает еще и непонятное…

– Ты о чем, Кон?

(Я у них с самого начала был Кон, против чего ровным счетом ничего не имел – «Костья» звучало чуточку потешно.)

Я рассказал, как однажды ночью на левом крыле самолета вдруг неведомо откуда возник белый шарик размером, если прикинуть, с крупное яблоко. Появился на самом кончике крыла, яркий, словно бы мохнатый, пренебрегая встречным воздушным потоком, неспешно покатился к мотору, но на полпути беззвучно взорвался. Самолет летел дальше как ни в чем не бывало, это случилось уже на обратном пути с очередной бомбежки, так что добрались благополучно. Обнаружилась дыра в обшивке размером с тарелку, но ее быстренько, привычно заделали.