Галина Полынская - Кинжал милосердия

– Человек начинает разлагаться заживо, – пробормотал Бжнецкий, не сводя глаз с конвертика, доверху наполненного порошком, похожим на металлическую пыль.

– Именно. Где-то с неделю длится процесс распада – человек остаётся в сознании до последнего, всё чувствует, понимает, осознает. Пока не превратится в кисель. И никакого противоядия, способа остановить процесс не существует. По мне, так замечательно, правда?

– Не надо, прошу, умоляю! Я тебе пригожусь, вот увидишь. Ты не знаешь всех моих возможностей!

– Счастливого пути желать не буду.

Феликс махнул конвертом перед ним. Чёрная пыль осела на лицо, молниеносно уходя под кожу. Пан Бжнецкий взвыл, запоздало закрываясь руками, но чёрный порошок, как мгновенный яд, уже попал в кровь.

Отвернувшись, Феликс подошёл к Магнусу, снял с его шеи цепь с ножнами кинжала, осыпал тело остатками порошка и погасил свет.

Валентин обнаружился во дворе. Сабуркин неподвижно стоял в окружении красноватых мерцающих искр, одна рука его была поднята вверх, другая отведена в сторону. Посмотрев на искры, Феликс покопался в памяти, вспоминая заклинание, нейтрализующее ловушку, и произнёс его вслух. Искры погасли, Валя очнулся и опустил руки. Увидав Феликса, он виновато вздохнул:

– Где-то я опять сплоховал, да?

– Всё в порядке, нигде ты не сплоховал. Идём.

Посмотрев на кинжал в руках директора, Валя спросил:

– Дальше чего, куда?

– Сейчас первый час ночи. Не поздно позвонить твоему товарищу и попросить убрать родителей из дома?

– Куда он их среди ночи уберёт?

– Можно подождать утра, лишь бы он это сделал как можно скорее.

– Сейчас позвоню.

Они вышли за калитку, направились к машине, стоявшей у леса, и на ходу Валентин достал телефон.

– Толя, привет, это я. Извини за поздний звонок… Не спишь? Хорошо. Толя, слушай, нам опять надо в дом ваш в Озерцах наведаться. Можешь родителей увезти оттуда ненадолго? Нет их?А где они? А-а-а… Ясно. Можем поехать сами, без тебя? А ключ… Где-где тайник? Понял, понял. Увидимся – расскажу, как дела идут. Движутся, движутся, да, не переживай, скоро закончим. Ага, давай, пока.

Сунув телефон в карман куртки, Сабуркин сказал:

– Родители его уже неделю как в санатории – болячки у них там какие-то обострились, ещё три дня их не будет. Где запасные ключи спрятаны, Толя сказал, так что можем ехать хоть сейчас.

– Прекрасно. Значит, сейчас и поедем.

Они сели в машину и через минуту уже были у поселковой дачи. Судя по взбудораженной атмосфере, царящей в доме, Арина исправно докладывала о происходящем в доме шамана, повторять не имело смысла.

– Значит так, – сказал Феликс, – едем сейчас в посёлок Озерцы. Помнишь, Никанор, ты сказал, что в земле с кинжала намешано и песка, и глины, будто землю ту всю снизу доверху взбаламутили?

– Помню, чего ж не помнить, – кивнул старик. – Там женщина ещё соседская сказала, что посёлок на старом кладбище стоит.

– Именно. Получается, что кинжал снизу и поднимался, пока не оказался в погребе дома. Таким образом он туда и попал.

– Что ж получается, – сказал Гера, – шаман похоронен прямо под домом?

– Получается. Так что нам понадобится садовая лопата. Надеюсь, она найдётся где-нибудь в сарае.

– Ничего себе мы круг дали, чтобы назад вернуться! – присвистнул Сабуркин.

– Случается и такое. Теперь собирайте свой мусор с объедками и поехали. Трассы сейчас свободные, меньше чем за час доберёмся.

Забрав пакеты с остатками провизии, сотрудники агентства «ЭФ» поставили стулья на места и покинули дом, тщательно запирая за собой замки.

В посёлок Озерцы они добрались всего за сорок минут. Машины остановились у дома Анатолия, и Сабуркин первым пошёл к калитке. Вскрыв замок, он поискал тайник с обратной стороны калитки и переложил ключ так, словно его доставали. Затем махнул рукой команде и пошёл открывать дверь. Прежде чем войти в дом, Никанор Потапович прогулялся по участку, отыскал навес с садовыми инструментами и взял оттуда лопату.

Открыв дверь кладовой, Феликс включил свет и посмотрел на земляной квадрат в полу.

– Давайте копать буду я, – сказал Сабуркин.

– И я могу копать. – Гера поочерёдно засучил рукава свитера.

– Лопату принёс! – подоспел Никанор. – Хорошая лопата, острая!

– Бери, Валя, лопату, иди копай. Если здесь частые наводнения, землю основательно размыло, думаю, от силы метр – полтора до гроба или даже меньше.

Сабуркин скинул куртку на руки Арине, взял лопату, шагнул в кладовую и вонзил её в землю.

Достав из кармана штанов мятую пачку, Никанор вынул сигарету и сунул в рот.

– Дай-ка и мне, – попросила Алевтина.

– Крепкие курю, не дамские. – Старик чиркнул зажигалкой, прикуривая.

– В куртке мои возьми, – сказал Валентин, раскапывая яму.– Тоже не особо дамские, но кашлять не будешь.

– Спасибо, Валечка.

Алевтина закурила, наблюдая за его работой. На бетонной части пола росла гора земли, яма быстро углублялась, как вдруг лопата ударилась обо что-то твёрдое.

– Кажется, есть, – сказал Сабуркин, останавливаясь. – Что дальше?

– Иди сюда, дай мне. – Феликс забрал у него лопату, и они поменялись местами.

В деревянной крышке ящика, лишь отдалённо напоминающего гроб, виднелась широкая щель, через которую вполне могла пройти мизерикордия.

– Гера, в моей машине на заднем сидении кинжал лежит – принеси его.

Парень моментально скрылся из вида и через полминуты вернулся с кинжалом.

– Вытащи из ножен.

Гера вынул сверкающий клинок, испещрённый выгравированными заклинаниями, и протянул Феликсу. Держа влевой руке стилет острием вниз, правой Феликс размахнулся и ударил лезвием лопаты по крышке ящика. Дерево разлетелось в щепки, словно не находилось в сырой земле, а было иссушено солнцем до звонкой хрупкости. В ящике, стены которого были исписаны заклинаниями, лежал измождённого вида мужчина в длинной ситцевой рубахе, которого никак нельзя было назвать стариком, невзирая на глубокие морщины, покрывающие жёлтое лицо. Жидкая седая борода, всклокоченные серо-седые волосы, торчащие из-под расшитой тряпичной шапки, плотно сомкнутые пергаментные веки, под которыми отчётливо проступали глазные яблоки.

Отбросив лопату, Феликс велел своим сотрудникам отойти от двери и взялся за рукоятку кинжала обеими руками. Как только команда скрылась из поля зрения, он склонился над гробом, приближая острие к груди шамана. Стоило клинку коснуться рубахи, тот открыл глаза и из раскосых глазниц выглянула клубящаяся тьма.

– Кем бы ты ни являлся, как бы ты ни звался, – сказал Феликс, – заходи в кинжал.

Он нараспев произнёс заклинание, перемещающее духа из одного сосуда в другой, и на рубахе, под острием клинка, выступила зелёно-жёлтая жидкость, даже отдалённо не похожая на кровь. Тело в ящике шевельнулось, задёргалось, отвалилась нижняя челюсть, из открывшегося рта повалил черно-зелёный дым. Продолжая читать заклинания, Феликс взялся медленно поворачивать кинжал вокруг оси, а дым, распавшись полупрозрачными лентами, начал словно наматываться на лезвие.