Галина Полынская - Кинжал милосердия

– К сестре хочу уехать, в Волгоград. Со здоровьем у неё плохо совсем, надо мне рядом быть, помогать ей, сколько смогу. Племянники, родня – все там. А тут у меня ни одной живой души. Сколько мне осталось – неизвестно, а так хоть под конец вместе поживём.

Она поцарапала ногтем какое-то микроскопическое пятнышко на скатерти и продолжила:

– Квартиру свою продать хочу. Денег этих нам и на безбедное житьё хватит, и на красивые похороны. Но очень уж мне боязно продажей заниматься, такие ужасы каждый день по телевизору показывают – страсть. Женщина я пожилая, одинокая, заступиться за меня некому. Вот и решила вас попросить помочь мне с этим делом. Человек вы серьёзный, положительный, вам я доверяю. Возьметесь мне помочь, а?

И старушка просяще посмотрела в немигающие глаза вампира. В солнечном луче кружились сверкающие пылинки, а в мыслях Феликса – картины соседства с новыми, неизвестными людьми.

– Продайте её мне, – не особо раздумывая сказал он. – Готов купить вашу квартиру.

Мария Львовна расцвела в улыбке, видимо, женщина на это и надеялась.

– Как хорошо, Феликс Эдуардович! Прямо радость мне! Идёмте, покажу вам квартиру…

– Не стоит, я и так знаю, что здесь три комнаты – на одну меньше, чем у меня, – кухня, кладовая и раздельный санузел.– И, упреждая вопросы, добавил: – Когда заселялся, я просмотрел все поэтажные планы.

Не говорить же, что он видел, как строилась эта высотка.

– Прекрасно! – Мария Львовна от радости захлопала в ладоши. – Хоть завтра давайте сделку заключим!

– Дайте мне пару дней, я эту неделю занят немного. Пока можете собирать вещи. Юрист, банк – всё есть, об этом не беспокойтесь. Организую вам и грузчиков, и доставку имущества в Волгоград.

– Ой, дайте я вас чмокну! Дайте чмокну!

Владимир позвонил Феликсу через три дня в восьмом часу утра и сказал, что нашёл человека.

– Только ему восемьдесят девять лет. Не знаю, в каком он физическом и умственном состоянии.

– Дома находится, в больнице?

– Дома.

– Как зовут?

– Харкевич Григорий Павлович.

– Сын?

– Похоже на то. Видимо, пошёл по стопам отца, работал там же. Записывай адрес…

Поблагодарив, Феликс попрощался и позвонил Герману.

– Гера, предупреди в агентстве, что я сегодня буду поздно, возможно, совсем не приеду.

– Помощь нужна?

– Пока нет.

Наспех выпив пару орехов, Феликс оделся, выскочил из квартиры и, не дожидаясь лифта, прыгнул в лестничный пролёт.

К дому семьдесят восемь корпус один на Ленинградском проспекте он добрался быстро, дольше пришлось искать парковку. Оставив, наконец, машину, мужчина направился к многоэтажному сталинскому дому. Феликс знал этот дом, прежде в нём были ведомственные квартиры КГБ, в которых жили сотрудники комитета, генералы и учёные. Позвонив в домофон, Феликс приготовился что-нибудь сказать, но открыли ему молча, не спросив, кто пришёл.

Поднявшись на пятый этаж, мужчина позвонил в дверь квартиры, и она немедленно открылась. В темной прихожей в инвалидном кресле сидел закутанный в плед старик в очках со стёклами в палец толщиной.

– Света, ты кефира купить не забыла? – высоким надтреснутым голосом произнёс он.

– Надеюсь, что Света не забыла, – ответил Феликс. – Прошу прощения, что без звонка, но у меня к вам очень важное дело.

– А вы кто? – Старик прищурился и сквозь толстенные стекла, больше похожие на линзы, с трудом рассмотрел чёрный мужской силуэт.

– Меня зовут Феликс. Я журналист, пишу книгу о вашем отце. Можно войти?

– Ну, входите. – Старик отъехал вглубь коридора. – Хотя Света мне потом выскажет, что постороннего в дом пустил.

– А Света кто? – Феликс вошёл в квартиру, прикрывая за собой дверь.

– Сиделка моя, помощница по хозяйству. В магазин час уж как ушла, думал – она вернулась.

Судя по разговору, с мышлением и памятью у Григория Павловича всё было в порядке, и это внушало надежду.

Они прошли в большую, неожиданно хорошо и современно обставленную комнату с плазменным телевизором на стене. Хозяин предложил присаживаться, где удобно гостю, и сходу поинтересовался, чем именно заинтересовал журналиста его отец.

– Насколько мне известно, он работал в секретном пятом отделе НКВД. – Феликс сел на стул у окна, надеясь, что сиделка Света вернётся нескоро.

– И я там работал, – кивнул старик лысой головой с остатками седых волос по бокам. – Знаете, чем мы занимались?

– Да.

– Странно, думал, до сих пор секретно.

– Что вы, эти секреты давно устарели, теперь новые в ходу. Григорий Павлович, меня очень интересует один человек, возможно, он работал вместе с вами – колдуном он был или шаманом.

– Монгуш, что ли?

– Не знаю, как его звали.

– Один у нас шаман был – Монгуш Кузунгуев, с Алтая его привезли.

– Расскажите о нём, пожалуйста.

– Точно это больше не засекречено? Хотя столько лет прошло, уж сгинул он давно, наверное.

– Конечно, никто не бессмертный.

– Тут бы я за Монгуша не поручился. – Старик откашлялся и поправил край пледа, съехавшего с плеча. – Большой силы человек был, огромнейшей. Его даже начальство побаивалось. Когда он решил уйти, никто и остановить-то не посмел, а так-то он у нас лет пятнадцать проработал.

– В чем была его сила, и чем он занимался?

– С духами контакт имел, тем и занимался. Отдел пытался на поток поставить подселение духов в солдат, чтоб бойцы получались со сверхвозможностями.

– Получалось?

– Очень редко. Долгая подготовка нужна была, не выдерживали люди быстрого подселения, а времени нам не давали, всё торопили и торопили. Да и Монгуш не переносил, чтобы им командовали да руководили – в один день всё бросил и ушёл.

– Почему же его побоялись остановить?

– А он не человеком к тому моменту уже был. Шаман к себе сильнейшего духа подселил. До того дошло, что Монгуш с ним соединился полностью.

– Трансформировался в биполярное существо?

– Можно и так сказать.

– А где он жил – в городе?

– Да, имелось у него несколько квартир в Москве, но чаще всего обитал он в Переделкино. Дом там у него был на отшибе, между посёлком и Наполеоновскими курганами.

– Слышал, место это аномальной зоной считается. Вроде там, в лесах, массовое захоронение русских и французских солдат времён войны с Наполеоном.

– Так точно. – Старик снова закашлялся. – Там Монгуш жил. Кто знает, может, и до сих пор живёт, с него станется.

Они ещё немного поговорили о работе пятого отдела НКВД, об отце Григория Павловича. Харченко – младший хотел бы рассказывать и рассказывать, видимо, долго ждал возможности поговорить о делах давно минувших с кем-то, кто не сочтёт эти истории старческим бредом, но Феликс стал прощаться.

– Заходите, если ещё чего заинтересует, – старик поехал в прихожую и наощупь открыл дверной замок, – расскажу, пока живой. Сейчас-то мне уж опасаться некого и нечего.