Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

Алис гадала: слышал ли пение кто-нибудь из уроженцев Дефаида? Являлись ли им пожиратели душ? Наверное, нет, думала она. По ночам деревенские уютно устраивались в своих домах внутри Ограды, куда не долетали звуки пения. Под защитой крепкой деревянной стены они были в безопасности. Никто и ничто не могло проникнуть через ворота в деревню без специального приглашения. Торговцев с фургонами пускали внутрь, но до захода солнца им предписывалось покинуть деревню. Охрана тщательно следила за этим. Всякий раз, глядя на очередного торговца, Алис вспоминала Паула. За долгие годы она много раз видела его. У них с женой Бети для Алис всегда была припасена улыбка. Увидев ее, Паул каждый раз говорил одно и то же:

– А вот и девчушка, которую я нашел. Ну разве она не красавица?

Он рассказал Алис, как старейшины не дали ему забрать ее в Лэйкс, хотя он приложил все силы, чтобы уговорить их. Но слишком нажимать нельзя, объяснял Паул, потому что ему могут запретить торговать в деревне. Кроме того, он считал, что ей лучше оставаться со своими в надежном доме, в безопасности, а не трястись в холодном фургоне. Он не знал тогда, да и не мог знать, как старейшины Дефаида обращались с детьми Гвениса, к чему их принуждали. Алис слушала оправдания Паула и видела, что он говорит чистую правду. Но даже в свои двенадцать лет – достаточно взрослая, чтобы понимать, как устроен мир, – она надеялась, что ему хватит смелости на большее, чем оправдания. Она хотела, чтобы он забрал ее и приютил у себя в Лэйксе, не думая о последствиях. Но она больше никогда не просила Паула избавить ее от участи пленницы в Дефаиде. И никогда больше они не вспоминали тот день, когда торговец оставил ее в Дефаиде, и ее горькие слезы.

Тогда она вообще плакала в последний раз.

Алис только успела домыть последнюю тарелку, когда Мать сказала ей, что пора отправляться в дозор. Лето подходило к концу, и ночи наступали теперь все раньше. Алис пошла в комнату прихватить теплые вещи. На шею она повесила свисток.

Наступила ее очередь сторожить овец. В такую ночь на пастбище даже неплохо. Она будет до утра гулять в высокой траве, а овчарки защитят ее, хоть и равнодушны к людям: единственная задача сторожевых псов – охранять овец от лис и волков.

Прогулки по заросшему травой полю всегда напоминали Алис о той ночи в Гвенисе, когда ей явились пожирательницы душ. С тех пор как она первый раз услышала от старших детей о пении и женщинах-деревьях, она была настороже и постоянно прислушивалась. Иногда ей казалось, что она чует пение и зовущий ее голос, тихий шепот, но потом она понимала, что это просто ветер шелестит листьями да ветки деревьев негромко шуршат в вышине. Интересно, думала Алис, сколько еще придется ждать, пока пожирательницы душ снова покажутся ей, и что тогда произойдет? Ее как будто притягивало к ним, но одновременно они ее пугали, вот почему она так мучилась. Другие дети, возможно, и перестали считать Алис особенной, но она-то знала правду. Изо дня в день она чувствовала себя чудовищем, разгуливающим среди невинных душ, как будто тут, по другую сторону запертых ворот, она попала в ловушку. Ощущение, что никто не видит ее настоящей сути, создавало пропасть между Алис и всеми, кто ее окружал, даже детьми Гвениса. У нее не осталось настоящих друзей среди них. Больше не осталось. Ее лучшая подруга Гэнор умерла в горячке, когда им было по десять лет. Гэнор начала угасать с первого дня, как ее привезли в Дефаид, и, прометавшись неделю в жару среди влажных от пота простыней, задыхаясь от кашля, она покинула этот мир. И даже Мать не смогла спасти ее.

Все это занимало мысли Алис, пока деревенские пели традиционный вечерний псалом, и она едва не опоздала к выходу через ворота Ограды. Пятнистая овчарка держалась у ее ног. Впереди по тропинке в сторону пастбища брел Дельвин, тот мальчик, за которого она уцепилась тогда, поскользнувшись на мостках Ограды. Это случилось давно, когда она была семилетней крохой. Вместе с ним на пастбище направлялись два его брата, Албон и Арон, шестнадцатилетние близнецы. Дельвину исполнилось двенадцать, как и ей самой, но Алис была на целую голову выше него ростом и шире в кости. Он же был тоненький, как тростинка, с волосами такими светлыми, что при лунном свете они казались серебристо-белыми. Дельвин передвигался быстро и бесшумно, за что братья наградили его кличкой Кролик.

Но в эту ночь Дельвин шел совсем медленно. По тому, как он еле передвигал ноги, Алис сразу поняла, что ему худо. И она заметила, как Арон, убедившись, что ворота Ограды закрылись за ними, присел и посадил Кролика себе на плечи. Алис пришло в голову, что Дельвин слишком большой, чтобы его нести: она не могла представить себя у кого-нибудь на закорках. С другой стороны, на вид Кролику нельзя было дать больше восьми лет. Как будто он отказывался расти в чужом месте, подумалось Алис. Она ускорила шаг и догнала ребят:

– Дельвину нехорошо?

Албон озабоченно посмотрел на Алис.

– У него жар, – ответил он.

Алис промолчала. Все дети знают, к чему ведет жар. Через несколько дней тебе или становится лучше, или жар усиливается, и тогда еще через неделю ты умираешь. Как Гэнор.

Арон сказал:

– Мы устроим его под деревом и оставим с ним собаку, а сами присмотрим за его пастбищем. Нашему Кролику нужно поспать, и тогда ему станет лучше.

Спать на посту было строго запрещено. Если старейшины узнают, Албон и Арон будут жестоко наказаны. Возможно, их даже приговорят к изгнанию. Но только старейшины ничего не узнают. Кто им расскажет? Никто из деревенских не посмеет ночью и носу высунуть за ворота Ограды, а уж тем более проверять посты. Пастбище Алис, окруженное со всех сторон прочной изгородью, чтобы овцы не разбредались, находилось сразу за полем Дельвина. Она помахала на прощание мальчикам и пошла дальше, сопровождаемая собакой. Текли долгие часы. Пока Алис обходила вверенный ей участок, луна поднялась высоко в небе, а затем стала клониться к западу – знак, что можно передохнуть. Алис замерзла, ей необходимо было что-то поесть, чтобы не заснуть. Она опустилась на землю под деревом и вытащила еду, взятую из дома. Съев толстый кусок острого сыра с черным хлебом, она вонзила зубы в яблоко и сгрызла его полностью до семечек и стебелька. Вздохнув, Алис подтянула под себя ноги, сев на корточки, и тут услышала мяуканье. Два желтых, сверкающих в лунном свете глаза уставились на нее, и из травы вышла небольшая полосатая дикая кошка, осторожная и любопытная. Кошки не приветствовались в Дефаиде. Старейшины в проповедях объявляли их изгоями Доброго Пастыря. Кошки необучаемые, пронырливые и себялюбивые, в отличие от собак, охраняющих стада. Верховный старейшина утверждал, что волки и дикие кошки – то же самое для Зверя, что собаки и люди для Доброго Пастыря.