Линдси Карри - Царап-царап [litres с оптимизированной обложкой]

Это настоящий кошмар.

В конце дня, с трудом сдерживая слёзы, я спустилась по школьной лестнице. Телефон звякнул уже в тысячный раз, и хотя я весь день не обращала на него внимания, теперь я всё-таки решила посмотреть на экран.

Кэсли: с тобой всё в порядке?

Кэсли: что происходит?

Кэсли: мы можем поговорить?

Кэсли: что ты имела в виду под «худшими выходными»?

Кэсли: пожалуйста, напиши мне, ладно?

Список сообщений продолжался. Мне следовало бы радоваться, что Кэсли по-прежнему переживала за меня, но я не могла избавиться от разочарования. Если ей не всё равно, почему она не ушла из столовой вместе со мной? Вероятно, потому что я вела себя как ненормальная. Меня затошнило, когда я вспомнила всё, что сказала Эмили. Это было несправедливо, и я это знала.

Я швырнула рюкзак в гостиной и упала ничком на диван. Я уже давно не чувствовала себя так ужасно, а это о многом говорило, потому что в начале года я два урока проходила с торчавшей из-под шорт туалетной бумагой.

– Мама! Папа! – позвала я.

Никого. На улице поднялся ветер, и что-то ударилось о наше большое окно. Может быть, ветка? Я перевернулась на спину и посмотрела на стекло. Небо было тёмным. Пока я шла домой, было солнечно и светло. А теперь на улице было то, то Кэсли назвала бы полным дурдомом. Превосходно. Я и без того боялась оставаться одна дома после случившегося в субботу, а надвигающаяся гроза ещё больше действовала мне на нервы. Это был готовый рецепт для фильма ужасов.

Ненавижу фильмы ужасов.

Я скинула кроссовки. Они с глухим стуком упали на пол, и хотя мне следовало бы встать и убрать их, я не могла этого сделать. Меня как будто парализовало. В моей голове проносилось слишком много мыслей. Слишком много разных эмоций. Сегодня в столовой Уорнер Джеймсон стал свидетелем моей истерики. Сам Уорнер Джеймсон. Я повторяла себе, что не должна больше переживать, потому что это моя вина, но это было нелегко. Как я завтра буду смотреть всем в глаза?

Я закрыла глаза и мгновение наслаждалась темнотой. Я так устала, что хотя мой мозг не знал отдыха, я могла заснуть где угодно. Я задремала, но тут в комнату влетел порыв ветра, и я резко пробудилась. Я схватилась за спинку дивана и приподнялась, недоумевая, что это было.

Ледяной воздух скользнул по моим щекам и шее. Я встала. Налетевший порыв холодного ветра поднял мои стянутые в хвост волосы и пробрался под свободную толстовку. Я зажала рот рукой, чтобы не закричать. Это не был сквозняк из открытой задней двери. Я это знала.

За стеной снова тихо заскребли. Как и прежде, звук становился всё громче и яростней.

Царап-царап.

Царап-царап.

Царап-царап. Царап-царап. Царап-царап. Царап-царап. Царап-царап.

Я зажала уши руками. Это не помогло. Царапанье стало громче, и теперь уже доносилось из всех углов комнаты. Я была в ловушке.

Я подняла голову и увидела, как одна из маминых фотографий в рамке внезапно упала со стены на пол. Потом стопка бумаг, которые папа оставил на журнальном столике, взлетела в воздух, как будто спасаясь бегством. Я крепко зажмурилась, вспомнив, как две ночи назад колыхались мои жёлтые занавески, словно безвольные бледные марионетки на верёвочках.

Пожалуйста, хватит. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я повторяла эти слова снова и снова, надеясь, что они мне помогут.

Ветер стих, и я заставила себя открыть глаза. Комната была похожа на зону бедствия. Несколько фотографий упали со стены, повсюду были разбросаны подставки и бумаги, и даже свежие цветы из вазы валялись на полу. Я прижалась к стене и пыталась перевести дух.

Обойдя комнату на негнущихся ногах, я подняла вещи. Ничего не сломалось, кроме одной фотографии. Я осторожно перевернула её и застонала, увидев треснувшую рамку. Это была наша последняя семейная фотография. Мама заставила нас нарядиться и пойти к пруду. Это было ужасно долго и скучно, но фотография вышла хорошая. Я соединила неровные края деревянной рамки и мысленно пообещала попозже склеить её. Возможно, мама заметит, но рамку всё равно можно починить.

Когда моё сердце наконец-то начало снова биться в нормальном ритме, я обратила внимание на маленький столик, где стоял мамин компьютер. Он выглядел совершенно нетронутым. Сверху по-прежнему аккуратно лежали стопки рецептов, на экране ноутбука были приклеены стикеры, а пирамида из блоков «Дженги» сохраняла идеальное равновесие. В центре тёмного деревянного стола лежали папины записи.

Странно. Как всё это могло остаться на месте, когда ветер был таким сильным, что сорвал со стен фотографии? С научной точки зрения это было просто невозможно. Стикеры не такие уж и липкие. И любой, кто хотя бы пять минут играл в «Дженгу», знает, какие неустойчивые эти деревянные блоки! Они должны были бы слететь со стола. Как и все остальные вещи.

Теперь мне стало по-настоящему страшно. В моём мозгу снова всплыло слово «призрак», и меня охватила паника. Неужели во всём этом действительно виновато привидение? А мокрая одежда в моём ящике? Это тоже его проделки?

Я снова вытащила из рюкзака телефон. Значок разряженной батареи трижды мигнул, а потом экран погас. Нет! Нет, нет, только не это! Я указательным пальцем провела по экрану, и меня сдавил страх. Вчера вечером я так устала, что забыла зарядить телефон, прежде чем лечь в шкаф. Теперь я не смогу позвонить маме или папе, пока не поднимусь наверх за зарядным устройством. Я бросила взгляд на лестницу. Она была тёмной. Может быть, телефон подождёт?

Снаружи упали первые капли дождя. Большие, шумные капли. Стёкла затряслись от удара грома. Сверкнула молния, и стены гостиной озарились светом. Я натянула на голову капюшон толстовки. Я знала, что должна вести себя по-взрослому. Но сейчас я совсем не чувствовала себя взрослой. Мне было страшно.

Откуда-то из-под пола раздался тихий стон. Звук был слабый и очень страшный. Мама бы на это сказала, что это «дом усаживается», но я знала, что сказал бы папа. Дома не усаживались. Зато это делали призраки. Они поселялись на кладбищах, в переулках, в мавзолеях и, возможно, даже в комнатах со светло-жёлтыми занавесками. Всё вокруг потемнело, и по моим венам разлился ледяной страх. Я не могла понять, то ли краска на стене меняет цвет, то ли лампочки над головой становятся более тусклыми, но мне было ясно, что в комнате я не одна.

Я схватила свой севший телефон и помчалась вверх по лестнице. Ванная! Я должна добраться до ванной. Это единственная во всём доме комната с задвижкой на двери. Свет в прихожей мигал, и я с трудом поднималась по ступенькам. Стон повторился, на этот раз громче, и стены задрожали от какой-то жуткой необъяснимой энергии. Плохой энергии.