Алина Реник - В лабиринтах вечности

— А я назову свою дочку Аиша! — И вдруг вновь обернувшись к долине, что есть силы, пропел: — А-а-и-и-и-ш-а-а! А-и-и-ш — а-а…а…! А-а-и-ш-а-а!

Это было так красиво! Мягко вибрируя, голос словно подрагивал и наполнялся множеством оттенков.

И опять эхо подхватило игру: заспорило хрустальным многоголосьем. Хамид явно прибывал в восторженном расположении духа, казалось, его столь приподнятое настроение должно было передаться другу, но нет, того мучили совсем другие мысли: и ночной кошмар, и какое-то неприятное, шкрябающее по душе стальным лезвием, предчувствие. Это было предчувствие беды.

Вдруг Сергей посмотрел на Хамида и, кивнув на долину, что купалась в розовой дымке, сказал:

— Знаешь, у русских говорят, что душа человека, вот такого цвета, как этот туман: розово-перламутровая, если она чиста, но чёрная, если человек при жизни совершал что-то плохое. Так и говорят, мол, «черная была у него душонка».

В этот момент они внимательней посмотрели друг на друга, что-то словно шевельнулось в них, в глазах промелькнула одна мысль на двоих.

«Душа этой красавицы чиста, как утренний туман!» — подумал Сергей.

«Душа Нефер-Кемет была чиста и прекрасна!» — вторил его мыслям Хамид.

И сомнение в правильности поступка Рамсеса Великого помимо их воли закрадывалось в их сердце.

А вот теперь и сердце Хамида жгло и разрывало на части от плохих предчувствий…

Полдня под раскаленными лучами они изнывали от жары и собственной беспомощности — прощупали в породе каждую трещинку, перепробовали все, что им казалось возможным, даже хотели было заложить тротил, но побоялись нарушить и без того шаткое равновесие щебня на склоне.

Стена же — монолитный блок — оставалась недвижима. Не удалось сдвинуть её ни на сантиметр. И только, когда совсем отчаялись попасть в усыпальницу, когда силы были на исходе, и когда вся затея казалась просто зря потраченным временем и насмешкой вечности, только тогда, совершенно случайно, удалось сдвинуть с места этот огромный опускной блок. Вернее сказать, Сергею повезло — он ненароком нажал на что-то, похожее с виду всего лишь на выступ в стене, а оказалось, что это потайной рычаг, который поворачивал стену по своей оси. Гранитный блок, с чудовищным звуком перетирания песка о гранит, чуть подался в сторону.

— Ух ты! — не удержался Сергей.

— Аллах Акбар! — прошептал Хамид.

Из глубины пещеры пыхнуло, как из духовки, обдав их горячим воздухом.

— Что это? — отшатнулся Сергей.

— Юго-западная сторона! За день так раскаляется, что не успевает остыть и за ночь. Не бойся… это всего лишь воздух пещеры.

Образовавшаяся щель была настолько мала, что протиснуться в нее можно было только боком, сняв с себя все лишнее. Лишними на них оказались только пояса с фляжками. (Если честно, Сергею совершенно не хотелось лезть в эту пещеру).

— А вдруг рычаг сработает в обратную сторону?

— Не думаю…, не должен…

Опасливо оглядев все кругом, Хамид первым протиснулся в узкий лаз.

Сергей тяжело вздохнул и было полез за ним, но на полпути передумал, буркнул:

— Думаю, не думаю, а если… всё же… стена вновь встанет на место — сиди, кукуй там, жди тысячи лет спасателей.

— Сергей, ты где? — донеслось из пещеры.

— Сейчас… сейчас, найду лишь хороший камень, — крикнул он, оглядывая склон, — а вот, как раз то, что надо!

Подложил камень под основание блока, почти вбив его в расщелину, и уже спокойно протиснулся в пещеру.

— Ну, и что здесь интересного?

Усыпальница — небольшая пещера — навивала удручающее впечатление: ни иероглифов, ни рисунков, лишь голые, серые стены грубо вырубленного хода. На первый взгляд, никакая это не усыпальница! И нет здесь никакой «проклятой» дочери фараона.

У Сергея мелькнула мысль, уж не ошибся ли его арабский друг в столь драматических событиях?

Но когда глаза привыкли к полумраку пещеры, они заметили кое-что интересное…

Справа от входа темнела небольшая ниша, и в ней ясно угадывался силуэт…

— Смотри, вон!..

Сергей даже дернулся, так звонко прозвучал его голос в мертвой тишине шахты (а потом еще долго перекатывался эхом в длинных лабиринтах вырубки). Он всматривался в темноту, но пока ничего не видел, только что-то темнело в нише.

— Что это?

— …Думаю — это её скульптура «вместилище души», — ответил уже тише, почти шепотом Хамид, и радостно добавил, — сейчас мы увидим лицо той, кто должна была покоиться здесь!

— Скульптура?!

— Ну, да, скульптура — так называемое вместилище души, — сказал Хамид, подходя к темному пятну ближе…

— А мумия?! — оглядывая пустую гробницу, прошептал Сергей, — мумия ее где?!

Хамид не ответил, лишь с перекошенным лицом указал на нишу.

— Смотри…

Сергей перевел взгляд… и — оцепенел.

Они застыли, как, если бы перед ними появилось привидение! Какой ужас!

— Что это?!

— О, Алла! — завыл, заскулил, как собака, Хамид, он бухнулся на колени и уткнулся носом в пол…

В сером, изорванном в клочья, хитоне, она стояла босая, и не сводила пристального взгляда со своего палача — Мернептаха. Неферкемет смотрела на него, не мигая, не отводя взгляда. Видела в нём сразу двоих: и Осириса и Сета, — извечное добро и зло, — старший брат, который, возможно, любил её, и того, кто ненавидел и желал для нее смерти. Она знала — будь в его власти — Мернептах разорвал бы её на части, вырвал и изжарил на раскаленных углях ее сердце. Но в тоже время было бы достаточно одной её ласковой улыбки — и он упал бы к её ногам, и как последний раб, молил бы об одном — целовать её сандалии; и как ничтожный пес лизал бы ей руки.

«Нет! Нет! Не видать ему от меня милости…, не видать улыбки! Странно, я никогда раньше не смотрела на него, а ведь он больше похож на гиену, чем на пса, — думала она, впервые в жизни разглядывая брата — какие у него маленькие, злые глаза! Почему я никогда не замечала этого?»

В маленьких глазках Мернептаха и в том, как подергивались и раздувались его крупные ноздри, так явно читалась страсть, что её передернуло от омерзения к нему.

«Он не отпустил бы меня до тех пор, пока не утолил бы свою животную похоть, — она содрогнулась только от одной этой мысли. — Но в тоже время в нем столько ненависти ко мне и злобы, что этого яду хватило бы на все наемное войско в день битвы! Что же ты так ненавидишь меня, милый братец?»

Она смотрела…, а Мернептах не выдержал — отвел в сторону взгляд, его губы дрогнули.