Алина Реник - В лабиринтах вечности

В этот миг удивительное состояние с видениями и даже запахами унеслось, исчезло, растворилось, словно и не было ничего. Настя не успела запомнить суть, но неуловимое ощущение приятности и восторга всё же осталось, даже, казалось, что она слышит удаляющийся шелест платья и приятный запах чьих-то сладких духов. «Но это не парфюм, — проносится в параллельном сознании, — это что-то другое. И оно тёплое, вязкое, как масло! Это масло! Точно — масло розовых лепестков!»

— Идём, — тянула Аня Настю за рукав, — идём, иначе отстанем.

Туристы, скучающей массой перетекая от одного рисунка к другому, направились к выходу, слушая в пол-уха монотонную речь экскурсовода:

— О том, кем была Нефертари известно очень мало, только то, что она была знатная дама и носила титулы «наследственной знати», — бубнил, страшно коверкая русские слова, араб. Весь его вымученный вид говорил лишь о скуке. Он не только не ощущал уже давности времени — просто тараторил заученный текст, но и не видел всей красоты усыпальницы. Глядя на него, у Насти рос настоящий протест — каждое его слово воспринималось как вызов, как пощечина! Но араб не подозревал об этом, и только бубнил, указывая на бесценные фрески засаленной с отбитым кончиком указкой!

— Есть гипотеза, что Нефертари была из рода Эйе, последователя Эхнатона, но если это и было правдой, то, вероятно, тщательно скрывалось. По другой версии в молодости будущая царица была обычной ткачихой при храме. Там её и увидел Рамсес, полюбил всем сердцем, сделал «первой во дворце». Фараон так любил царицу, что построил для нее величественный храм и вот эту роскошную гробницу. Понимаете, да? А сейчас нас ждет еще одно интересное место, идемте, — все мотнули головами, поплелись за ним, рассматривая усыпальницу, и дивясь «Великой любви» царской.

Настя же лишь саркастически хмыкнула… Она и не думала дальше следовать за ним, а уж тем более уходить от фресок царицы. Она так долго мечтала увидеть их, что сейчас ей не верилось, что самые любимые, самые красивые изображения царицы Нефертари перед ней; и она может наслаждаться ими, упиваясь необыкновенной красотой. Краски были настолько сочны, что вновь и вновь возникала странная мысль о несущественности времени. Здесь, в усыпальнице царицы, его просто не существовало, а может оно само покоилось где-нибудь рядом, подле её ног? Или где-то затаилось за колонами, да там и уснуло?

Настя прикоснулась к стене…

И неожиданно — лёгкое головокружение: всё завертелось,… закружилось,… и она явственно услышала далекий, как сквозь вечность, шепот. «Воды…, воды…, воды…».

Не задумываясь ни на секунду, она, вылетев из усыпальницы, кинулась к торговцам, схватила бутылку минералки и было бросилась обратно…

— Ты что!?! Куда?! Стой! — кинулась Аня, — одурела!?

Вырвала бутылку, и собой закрыла подругу. (Если бы кто-либо заметил! Одним штрафом не обошлось!) Зашипела ей в лицо:

— Ты что?! С ума сошла! Зачем?!

— Я не знаю, мне был голос! У меня была галлюцинация, — Настя схватилась за голову и, рыдая навзрыд, уселась на ступени, закрыв лицо руками. Всё это ужасно, непонятно, непостижимо… — ей хотелось облить фрески, которым цены нет! Мыслимо ли? Зачем?

— Настена, вставай…, идем…

Настя, посмотрела на подругу (она права — надо идти), шмыгнула носом, смахнула слезы, поднялась.

— Да, идем, конечно, идем. — И, вновь остановившись, болезненно сморщившись, помолчав, словно решая в себе какую-то очень сложную задачу, сказала, — Такое чувство, что я уже это всё видела!? У меня déjà vu? Я — не я! В голове, как пчелиный рой!

Она зажмурилась, обхватила голову руками, как, если бы ее сдавили тисками…

…Одна мысль, другая, третья…

Настя отчетливо даже не понимает, а «видит» их! Видит, как разноцветные ленты! «Ленты» с немыслимой скоростью множатся — и вот их уже в сотни раз больше. Но она каждую «ленту» видит и понимает одновременно, а потом вдруг проходит сквозь этот плотный клубок «лент — мыслей», совершенно другой, неведомой для нее новой яркой, острой как стрела, мыслью. Но она и есть осознание её самой, и Настя проносится ею через лабиринты мозга с бешеной скоростью. От сумасшедшей скорости, когда она не только успевает увидеть, но обдумать и принять всю несуразность, её начинает мутить до дурноты, до слабости в ногах, и начинает пугать собственная Сила, которая способна так мыслить!

— Это не я! Это не я! — исступленно шепчет Настя, и снова, и снова повторяя, — Это не я!

— «Это не я»…, а кто? Пушкин?! — укоризненно цыкает Аня и протягивает бутылку минералки. — На, выпей! Только, ты — это ты, моя дорогая, а не я и никто другой! Ты! А кто ж еще? Мозги есть? Облить фрески! Славы Герострата захотелось?

— Мне был голос! — всхлипывает Настя.

— Не голос…, а глюк! У тебя глюки!

А, может, правда? Но она так отчетливо, отчетливо слышала голос! (И шелест платья!)

Подняв глаза, прошептала, как крамолу.

— Аня, где та самая грань между предчувствием, предвиденьем или галлюцинацией?

Аня безразлично передернула плечами.

— Не знаю. Идём лучше. Отстаем…

Тряхнув головой, отгоняя виденье, Настя согласилась с ней:

— Надо идти!

— И чем быстрей, тем лучше…

— Да, а то и, в самом деле, у меня здесь какие-то глюки.

Стремительно пошла прочь от усыпальницы, но неудержимая сила заставила ее оглянуться и — вновь всё завертелось: и голоса, и виденья, и заструился нежный свет… Она зажмурилась, тряхнула головой, отгоняя навязчивые виденья, и бросилась прочь.

— Быстрей отсюда, иначе точно сойду с ума!

— У меня всё время странное чувство déjà vu! То очень приятное, то ужасное, удушающее!

— Настя! Хватит!

— Аня, мы в Египте второй день, а мне кажется — целая вечность пролетела! Всё до боли знакомо! Постоянно знакомый запах, и необъяснимое узнавание мест, вот даже очертания этих гор мне знакомо… такое чувство, что я их уже видела… и не раз!

— Все горы похожи.

— Нет! Разве наши горы и эти похожи? А это солнце? А эта заунывность во всем пейзаже — ничего живого — только выжженная земля и щебень. Но у меня такое чувство, что каждый мой шаг по этой земле я чувствую…, чувствую до боли в ступнях… словно в пятки забиты раскаленные железные штыри!

— Ты меня убиваешь! Может, надо было пятки полечить и обратиться к психиатру, а уж потом ехать в Египет? Фантазерка!

Настя хотела ответить, но промолчала…

Не выдержала и минутного молчания — ее распирало изнутри.

— Аня, я слышу запах здешних трав, знаешь, как собака, на нюх, и я их знаю! Знаю! Они мне знакомы! Но самое странное, что если, вдруг, я «унюхаю» что-то новенькое, то сразу возникают и образы. Реальные такие образы! Понимаешь? Любой новый запах сразу рождает конкретные ассоциации!