Клайв Баркер - Сияние во тьме [сборник litres]

Любая попытка сбежать не могла принести плодов. Альберт оставался на диване, пристально глядя на невидимую тварь, слушая неразличимое хихиканье. Спустя час он натянул на себя одеяло и свернулся калачиком. На полу в трех метрах от него сидел звездный вампир.

De Vermis Mysteriis и Людвиг Принн были творениями Роберта Блоха, равно как и само существо. Заклинания, который прочитал Альберт, были бессмысленной мешаниной из латинских слов и выдуманного Лавкрафтом языка, основанного на арабском.

И тем не менее.

Вариантов было всего два. Первый – что он, Альберт Эгелсьё, пятнадцатилетний парень с высоким коэффициентом интеллекта, без травм детства и в ладах с матерью и отцом, потерял рассудок. Стал воображать всякое с такой достоверностью, что это показалось ему реальным. Все закончится тем, что он попадет в детскую психушку с диагнозом из кучи заглавных букв и ему назначат курс лечения.

Второй вариант: цепочка совпадений привела его к тому, чтобы произнести настоящее заклинание – так же, как бесконечное количество обезьян за бесконечным количеством печатных машинок в итоге напишут шекспировскую пьесу. А значит, вселенная Лавкрафта имела под собой реальную основу и он сумел каким-то образом с ней связаться.

Но если принять эту вероятность, почему существо на него не нападало? Вампиру требовался лишь миг, чтобы высосать его досуха, прежде чем вернуться к звездам, хихикая, насытившись кровью. Значит, он просто сидел и ждал?

Потому что…

Внезапно нахлынувшее осознание заставило Альберта резко сесть на диване. Это же очевидно! Лишь страх невозможного не позволял ему понять; но ведь он был мастером, когда в игре похожие ситуации случались множество раз.

В его сценарии Гуннар Асплунд находился в тайной комнате библиотеки и бормотал заклинания. Не с намерением призвать нечто, способное высосать из него жизнь и отбросить, будто пустую раковину, о нет. Он стремился призвать тварь, потому что ему нужны были ее услуги. Если реальность устроена так же, как игра, то существо теперь привязано к Альберту до тех пор, пока он не отдаст ему приказ, не поручит задание, и только тогда оно сможет вернуться туда, откуда явилось.

По губам Альберта скользнула улыбка, когда он встал и указал на невидимую тварь пальцем.

– Ты принадлежишь мне, так ведь? – прошептал он. – Ты сделаешь все, что я скажу.

Нет ответа. Но на мгновение Альберту показалось, будто бездушное хихиканье стало чуть громче.

К тому времени, как Альберт уснул, уже наступил рассвет, и всего через пару часов его разбудили родители Вилле, чтобы спросить, будет ли он завтракать. Существо возникло в углу между раковиной и плитой, его приглушенное хихиканье тонуло в звуках повседневной жизни.

Жуя кусок хлеба с сыром и вареньем, Альберт пребывал в собственном мире. Время от времени он поглядывал в угол. Приказ. Теоретически Альберт мог прямо сейчас скомандовать существу стереть семью Вилле с лица земли. Теоретически. За секунду ленивый воскресный завтрак мог превратиться в кровавую бойню, стоит Альберту произнести всего пару слов. Или достаточно одной силы разума?

Тварь была связана с его мыслями: на той же волне, что и его самосознание, существовал тайный поток, который соединял их между собой. Лишь с некоторым трудом Альберту удалось проглотить комочки из остатков хлеба.

Мать Вилле, Вероника, встала из-за стола, взяла тарелку и понесла в то самое место. Альберт напрягся. Что, если кто-то коснется существа? Вероника остановилась у раковины, одной ногой прямо в нем.

Неужели все это существует лишь у Альберта в воображении? Вероника стояла, полоща тарелку и напевая Strangers in the Night [40], а ее нога была объята бесформенной массой звездного вампира. Разве нечто подобное может происходить на самом деле?

Вилле громко кашлянул, и Альберт отвернулся от непроисходящего действия. Вилле посмотрел на него с намеком, и Альберт непонимающе уставился на него. А потом до него дошло. Они с Вилле как-то обсуждали старших девушек, по сути женщин, и Альберт заметил, что, по его мнению, мама Вилле – та еще штучка. Возможно, он выразился по-другому и уж точно не называл ее милой, но Вилле плохо на это отреагировал. Он тут же помрачнел и сменил тему.

А теперь Альберт довольно долго сидел за кухонным столом, пялясь на нижнюю половину тела Вероники. Вилле, без сомнения, считал, будто знает, что у Альберта на уме. К счастью, Томас, отец Вилле, был слишком увлечен утренней газетой и ничего не заметил.

Альберт поблагодарил за завтрак и, встав из-за стола, не отнес, как обычно, тарелку в раковину. Затем вышел в коридор, чтобы надеть ботинки. Вилле последовал за ним, его руки были засунуты глубоко в карманы.

– Что это, на хрен, было сейчас? Ты не можешь просто так сидеть и пялиться на мою маму, как на какую-то…

– Это другое, я не пялился. Прости, но это правда.

– Ладно… Тогда что это было?

– Ты ощущаешь… присутствие?

– Не настолько сильно. Вообще не ощущаю, я бы сказал.

Альберт вздохнул. Он не хотел получать подтверждение от Вилле, но был вынужден закончить.

– На кухне. Только что. Оно было там, где стояла твоя мама. Поэтому я туда и смотрел.

Вилле серьезно кивнул.

– Я понял. А теперь оно сказало тебе пойти домой и подрочить, да?

– Отвали.

– Нет уж, сам отвали.

Альберт вышел из дома Вилле и зашагал по садовой дорожке. Нужно смириться с фактами. Никто, кроме него, не видел и не ощущал инопланетного гостя, оставалось только принять это.

Стояло прекрасное августовское утро, и солнце уже приятно пригревало, освещая небольшие сады и фруктовые деревья Сёдра Энгбю [41] Пригород в западной части Стокгольма. , отовсюду слышались газонокосилки. Все это было максимально далеко от зловонного, мрачного мира Лавкрафта.

И все же гость находился всего в пяти метрах от Альберта, рядом с низким забором вокруг двора Ингессонов, внимательно следя за каждым его движением. Пора было определиться.

Способен ли Альберт призвать космический ужас или он просто тронулся? Достоверными доказательствами он не располагал, так что в конечном счете это было вопросом веры. Альберт посмотрел на участок тротуара, где сидело существо, попытался выбросить его из головы, видеть только камни мостовой и белый, слегка облупившийся забор Ингессонов, убедить себя, что его безмолвное присутствие – лишь плод воображения.

Это было невозможно. Несмотря на свою бестелесность, гость казался не менее реальным, чем солнце в небе. И ничего поделать с этим Альберт не мог – скорее, думал он, его покинет рассудок, если он станет все отрицать. Тварь существовала, какой бы эфемерной она ни казалась. Отныне Альберт должен был действовать соответственно. Его ноги двинулись с места. В сторону дома.