Клайв Баркер - Сияние во тьме [сборник litres]

Когда близился час нового приключения, к Альберту снова подошел Освальд, и тщеславие Альберта наконец вынудило его поддаться. Он создал собственный мир с законами, которые в некоторой степени отличаются от общепринятых, а значит, хоть они и логичны, но Освальду не знакомы. Освальд единственный обладал знаниями, которые позволят ему по достоинству оценить достижение Альберта, и он сказал:

– Ладно.

– Ладно – что? – спросил Освальд, похожий на собаку, хозяин которой потянулся к пакету с кормом.

– Ладно, можешь сыграть.

Сравнение с собакой стало еще уместнее, когда Освальд задрожал, а его открытый рот, казалось, истекал слюной. Но прежде чем Освальд успел его забрызгать, Альберт выставил перед собой руку.

– Один раз. На пробной основе. Дальше посмотрим.

Освальд с готовностью кивнул, заверив Альберта, что не станет выпендриваться, а будет совершенным невеждой.

– Как, ты говоришь, она называется? – спросил он. – «Катулху»?

Альберт милостиво улыбнулся и сказал приходить в пятницу в семь.

Остальная компания была не рада участию Освальда. Они перешли от полового созревания к бушующим гормонам, а у Линуса на футболке теперь был портрет Тириона Ланнистера [39]и надпись: «Я бог титек и вина». Освальд казался посторонним наблюдателем за игрой, которая, возможно, выглядела слишком детской.

Однако все сомнения развеялись, едва они начали играть. Повествование Альберта прекрасно работало, а персонаж Освальда быстро стал неотъемлемой частью группы. Он был экспертом по оружию, который умел читать и писать на латыни, а сценарий предполагал столкновения с вооруженными приспешниками и ряд латинских текстов. Освальду удавалось не выпендриваться, как он и обещал. Пусть уголки его рта и дернулись, когда Альберт заговорил о Людвиге Принне, но он ничего не сказал.

Нельзя было отрицать: Освальд оказался образцовым игроком, предельно внимательным ко всему, что говорил Альберт, и настолько восприимчивым к внушению, что, когда ситуация становилась особенно критической, у него дрожали губы. Еще он предлагал немало идей, и ему невероятно везло с кубиками.

Они остановили игру в четыре утра, когда достигли естественного перерыва в истории. Все, как обычно, были очень возбуждены. До De Vermis Mysteriis было рукой подать, и стоит его заполучить – начнется следующая стадия. Игру решили продолжить вечером. Когда все собрались уходить, Альберт сказал:

– Ладно, увидимся.

Вилле, Торе и Линус направились к выходу, но Освальд не двинулся с места. Его самоуверенность возросла за этот вечер, но сейчас вернулась внутренняя собачонка, и он тихо спросил:

– Ко мне это тоже относится?

Прежде чем Альберт успел ответить, отозвался Вилле:

– Ты чего вообще? Та гребаная книга на латыни – ты нам нужен.

Альберт был недоволен, что Вилле вмешался и посягнул на его авторитет. Он мастер, это его дом и его сценарий! Вилле не имел права приглашать сюда людей. К счастью для Освальда, он это понимал. Слабо улыбнувшись Вилле, он обратил молящие собачьи глаза к Альберту, который кивнул и ответил:

– Конечно, Освальд. До скорого.

Судя по выражению лица Освальда, он был готов прыгнуть на Альберта и хорошенько облизать ему лицо.

Проснувшись днем, Альберт навернул миску мюслей с йогуртом и стал готовиться к вечеру. Родители улетели на выходные в Париж, и весь дом был в распоряжении ребят. Остальные игроки заказывали пиццу – должны ведь у мастера быть какие-то привилегии.

Если игра пойдет по драматической линии, которую запланировал Альберт, то кульминация наступит, когда они войдут в подземелье библиотеки – в комнату, где хранится De Vermis Mysteriis. К сожалению, сам Гуннар Асплунд тоже окажется там, защищенный Барьером Наач-Тит, и он прочтет из книги заклинание, которое призовет звездного вампира.

Нужно было найти что-то особенное, чтобы нечто великолепное и ужасающее не оказалось бессмысленным. Альберт принялся перечитывать рассказ Роберта Блоха «Звездный бродяга», где впервые упоминался вампир со звезд. Стали проявляться детали: жуткое хихиканье, исходящее от незримого создания, его очертания, его вид, когда он пьет кровь жертвы. Бесформенная, пульсирующая масса. Щупальца.

Одним из камней преткновения служило заклинание, которое персонажи услышат, когда будут стоять за закрытой дверью. Альберт начал с того, которое было в рассказе: «Signa stellarum nigra rumet bufani formis…», добавил несколько воззваний из «Компаньона Хранителя»: «Иа Шуб-Ниггурат, й’аи’нг’нгах, йог-сотот», вместе со странными фрагментами: «Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн!» Он повторил заклинание, стараясь, чтобы слова лились плавно, и его голос звучал максимально зловеще.

Он преследовал особую цель: заставить Освальда плакать. Накануне вечером он несколько раз почти добился этого: глаза Освальда подозрительно блестели. Но сегодня этим слезам предстояло наконец пролиться.

Наступил вечер, пицца была съедена, игра началась. В качестве дополнительного штриха Альберт принес пару канделябров, и теперь они играли при свечах. Кубики стучали по столу, напряжение нарастало прямо пропорционально количеству выпитых банок Celsius. К полуночи персонажи наконец стояли перед закрытой дверью у подножия длинной лестницы.

Альберт осторожно нагнетал атмосферу, описывая дрожь каменных стен, запах доисторического болота, поднимающийся из-под земли, луч фонарика, который словно пожирала плотная тьма, звук богохульного призыва. Понизив голос, Альберт принялся читать: «Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн нь’ар рот хотеп…»

Он чувствовал, как по комнате распространяется трепещущая энергия, когда игроки поняли, что столкнулись с тем, что может убить их всех. Альберт посмотрел на Освальда – его взгляд были сосредоточен на губах Альберта, и сам он непроизвольно шевелил губами. В его глазах стояли слезы.

«Давай, плачь, жалкий ты червяк».

Альберт чуть повысил голос, и заклинание зазвучало внушительнее. Он бросил записанный текст и принялся импровизировать. Слова, казалось, рождались сами, и он извергал их со злобной силой, о которой даже не подозревал. И вот оно – слеза скатилась по щеке Освальда, пока его губы шевелились одновременно с губами Альберта. Приятно было чувствовать себя повелителями чужих эмоций. Альберт мог делать с ними все, что вздумается. Он широко раскинул руки и уже собирался произнести финальное: «Иа! Иа’й!», когда с комнатой что-то произошло.

У Альберта закружилась голова, стены изменили положение. Углы превратились в острые края, а боковые поверхности стола сложились сами собой, Альберт потерял равновесие. Он повалился вперед, поле зрения стало сужаться, пока он не увидел лишь шесть огоньков свечей, мерцающих в конце тоннеля. Каким-то непостижимым образом он понял, что эти огоньки держались на восковых палочках, а не наоборот.