Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

«Конечно, по крайней мере часть стоимости будет вашим собственным пожертвованием на мемориал», – говорит Чарли Дражайшей Эм, улыбаясь так, как умеют только священники. И предлагает достать ей другую работу, за которую в самом деле заплатят.

Звучит подозрительно, но он сдержал свое обещание. Ты не угадаешь, что это! Чего только не придумают!

Как ты знаешь – ну, то есть ты наверняка не знаешь, но ты понимаешь, что я хочу сказать, – каждую осень в Торонто проходит огромная выставка, нечто вроде ярмарки урожая, с великанским размахом. Там показывают все, что только можно, и участники соперничают между собой – кто выставит самое интересное или самое удивительное. И Чарли каким-то образом убедил Дочерей Империи (ты наверняка догадываешься, кто они такие) и Союз Молочных Фермеров Онтарио объединиться в великом начинании, а именно, отпраздновать приближающийся юбилей королевы-матери, соорудив ее статую в натуральную величину из онтарийского сливочного масла первого сорта для демонстрации на выставке!!!!!! И эту статую заказали Эм!!!!!

Ты скажешь – невозможно. Продавать свою музу и все такое. И вообще, как же ваять из масла?

У них есть ответы на все вопросы. Во-первых, за это заплатят просто ошеломительную сумму, при мысли о которой кружится голова, во всяком случае у меня. Что же до продажи музы – ведь это, наоборот, значит принести искусство народу? Ведь сотни тысяч человек стекутся посмотреть на знаменитость, изображенную реалистично вплоть до наконечника зонтика? И в-третьих, статую ваяют и потом демонстрируют в чем-то вроде огромного стеклянного холодильника, где температура намного ниже нуля и приходится работать в костюме по типу тех, в которых ходят исследователи Арктики; за это неудобство и плата такая высокая.

Ну как тебе?

Эм увлеклась. В ней еще играет детство, и она хочет сделать нечто необычное и повозиться в куче масла неограниченных размеров. [3] А представь себе, как легко будет исправлять ошибки и изъяны! И Чарли настаивает, чтобы она взяла этот заказ, конечно ожидая, что плата за съедобную королеву будет вычтена из стоимости мраморного святого. Время покажет. Оно всегда показывает, правда?

1. Очень забавное изображение четырех кельтских святых – ирландского, валлийского и корнуолльского: один толстый и короткий, как пенек (ирландец), один толстый и добродушный (валлиец), один иссохший и злой (корнуоллец), а один повернулся спиной ко всем остальным и пожирает кусок сыра – он, я полагаю, бретонец.

2. Чипс, помавающая воздетым перстом.

3. Эмили в эскимосской одежде задумчиво меряет взглядом кучу пачек масла с этикетками «Молокозавод № 1».

Вопрос генерал-губернатора не то чтобы застал меня врасплох. О том же меня спрашивали много раз менее важные пациенты. Но меня удивила и оказалась чрезвычайно приятной манера, с которой он подвел к этому вопросу, и его формулировка. Всегда радует – но, к сожалению, такая радость выпадает нечасто, – когда обнаруживаешь литературный вкус у должностного лица.

Вопрос, если сформулировать его попросту, сводился к следующему: может ли генерал-губернатор в нынешнем возрасте – под семьдесят – возобновить половые сношения, не опасаясь за состояние своего не вполне здорового сердца? Однако формулировка, к которой прибег генерал-губернатор, была отчасти научна и весьма торжественна. Он читал оба отчета Кинси и из них знал, что многие люди продолжают вести половую жизнь после восьмидесяти лет, а кое-кто даже и после девяноста. Правда, никто из этих марафонцев, по-видимому, не принадлежал к высшим классам – ни по доходу, ни по уровню образования. Судя по всему, они просто не подыскали себе другого занятия. Но с другой стороны, в литературе обнаруживается множество ободряющих свидетельств. Знаю ли я стихотворение графа Рочестера «Песня юной дамы к престарелому любовнику»? Я не знал. Генерал-губернатор со смаком процитировал:

– О да, прелестно, – сказал я.

– Да, но слушайте дальше:

Восхитительно, не правда ли, как поэт, он же и остроумец, умеет облечь мысли подобного сорта в слова откровенные, но отнюдь не грязные?

И впрямь восхитительно, сказал я, гадая, когда же мы перейдем к личности юной дамы. По моему опыту, эти вопросы всегда возникают в связи с какой-нибудь чаровницей – часто моложе двадцати лет и очень редко старше тридцати, – раздувшей сонные угли в пламя. Но оказалось, что дело обстоит совсем не так: генерал-губернатор наконец стал рассказывать про даму, и оказалось, что она всего на год или два моложе его, но великолепно сохранилась, у нее прекрасная фигура, она остроумная, дальновидная, очаровательная собеседница. Но как же… Он вдовец и воздерживается уже… Боже милостивый… почти двадцать лет. Возможно ли теперь успешно приступить к выполнению проекта, на который, как я понял, он намекал? И к чему может привести стремление достигнуть венца любви в паре, столь подходящей друг другу возрастом и интеллектом, но, будем смотреть фактам в лицо, немолодой?

Я мялся и не давал определенного ответа. А что мне было делать? Кто может предвидеть, что принесет подобный союз – блаженную идиллию зимней поры, обогащенную, а не обедненную грузом лет, или разочарование, унижение и взаимные упреки? Природа жестока, и самую пламенную страсть может опошлить какая-нибудь мелочь вроде несвоевременного кашля, выхода газов (анального или вагинального) от непривычного возбуждения, лязга искусственных челюстей. Но от меня ждали вердикта.

– А вы говорили об этом с самой дамой? – спросил я.

– Я говорил с ней в выражениях, которые такая опытная и утонченная женщина должна была понять правильно, и она не стала ни менять тему, ни осаживать меня.

Я понял, что чинные менуэты ни к чему не приведут.

– Скажите, ваше превосходительство, почему вы пришли именно ко мне? При вас состоят официальные врачи, которые, несомненно, проконсультируют…

– Но которым нельзя доверять сохранение тайны, – объяснил он. – Я не хочу, чтобы в Оттаве судачили о моих личных делах.

– А мне, вы считаете, доверять можно?

– У вас сложилась такая репутация. Кроме того, я слышал о необычной широте ваших литературных интересов. Вы не стопроцентный прагматик. О вас рассказывают, что вы видите сквозь кирпичную стену. И вы способны понять, что дело чрезвычайно деликатное. Именно потому я замаскировал свой визит к вам, воспользовавшись визитом к нашему общему другу мисс Рейвен-Харт как прикрытием. Я хотел узнать мнение врача, который, если можно так выразиться, еще и гуманист.