Сергей Королев - Черный Новый год [сборник litres]

На сей раз изображение на ретрооткрытке даже при внимательном изучении выглядело вполне безобидно. Девочка в советской школьной форме – коричневое платье, белый праздничный фартук – вешала на елку гирлянду из красных флажков. Рядом висели обычные игрушки – разноцветные шары, примета времени – ярко-алая звезда. Кукольное лицо девочки было строгим, сосредоточенным, но вполне милым.

Валера перевернул открытку. Там повторялась одна-единственная выведенная крупными буквами фраза: «Умерли все. Умерли все. Умерли все…»

– Ну вот что, что это такое? – спрашивала сестра, сердито заталкивая валкие высокие сапоги на обувную полку; в прихожей, как и повсюду в квартире, вечно недоставало места. – Ты знаешь, кто мог это сделать?

– Среди моих знакомых нет таких отбитых.

– Может, у Марины в школе что-то опять не ладится? – понизила голос сестра.

Валера пожал плечами. С позавчерашнего дня они с Маринкой не разговаривали. Впрочем, они и без того почти не общались, так что это не бросалось в глаза. Он слышал, что над племянницей в школе иногда издевались, но не слишком рьяно: Маринку побаивались, потому что однажды она ткнула кого-то ножницами.

– Не, вряд ли… Школотроны до такого просто не додумаются. Мозгов не хватит.

Валера понес открытку к мусорному ведру, и только когда открыл дверцу под умывальником, наконец заметил, держа карточку на отлете: изображение еловых ветвей, если на него посмотреть издали, превращалось в груду изломанных человеческих тел. Валера приблизил открытку к глазам – и гора тел обернулась подробно прорисованной хвоей.

Наверняка эти открытки взяты из Интернета, подумал он. Больная фантазия какого-нибудь художника. А какой-то идиот-шутник их распечатал, написал зловещую чепуху на обороте и донес до почтового ящика. Только сейчас Валера сообразил, что на открытке – и на вчерашней, и на сегодняшней – не указан адрес и нет марок. То есть открытки принес не почтальон. Кто-то и вчера, и сегодня заходил в подъезд, чтобы подбросить их в ящик…

– Жаль, в нашем подъезде камеры не установлены, – будто ответила на мысли Валеры сестра. – Вот в нормальных домах небось на каждом этаже стоят…

«Нормальными домами», по определению Лены, были высотные новостройки-«свечки» на бывшем пустыре возле реки, узкими аристократическими башнями возвышающиеся над неуклюжими девятиэтажными коробками. «Свечки» считались элитным жильем, вернее жилкомплексом: там имелся собственный супермаркет, куда жители девятиэтажек любили ходить ради лоска новизны и чувства сопричастности красивой жизни, а еще автостоянка, спортзал, даже детсад и, главное, опрятные окошки консьержа в каждом подъезде. Кварталы панельных девятиэтажек, напротив, считались вотчиной неисправимой гопоты и алкашни, у двери подъезда вечно ломали доводчик, жгли кнопки домофона, пакостили на нижних этажах, курочили почтовые ящики из тонкого, хлипкого листового металла.

Сейчас Валера взял отвертку и плоскогубцы, спустился к почтовым ящикам и снял дверцу с номером шестьдесят. Затем так выгнул дно плоскогубцами, что все содержимое незамедлительно вываливалось на пол – ящик как раз был нижним в секции. Пусть родители думают, что его «развандалили». Зато отправитель открыток, быть может, переключится на кого-нибудь другого – им-то карточки теперь в любом случае класть некуда. Дверцу Валера захватил с собой – потом привернет обратно.

Пока ехал в лифте на свой шестой этаж, подумал, что если открыточный террорист почему-либо привязался не к случайному почтовому ящику, а к их семье, то открытку он может подбросить и к двери квартиры. Но Валера решил, что в таком случае обязательно подкараулит его в один из ближайших дней, даже если придется пропустить очередной зачет.

За ужином сестра с возмущением рассказала о новой открытке, а мать вдруг произнесла:

– Марина, ты игрушки не трогала? Старые, стеклянные?..

Все-таки пропажа нескольких украшений с елки не осталась незамеченной. И по напряженному тону матери было ясно, что Маринке может крепко влететь. Ради справедливости, Маринка часто рвала, царапала или резала разные вещи – но никогда ничего специально не била, тем более елочные игрушки. Никогда. До позавчерашнего дня.

– Марина, – строго повторила сестра вслед за матерью.

Маринка ниже склонилась над тарелкой, делая вид, будто нашла в разваренной гречке что-то интересное.

– Она случайно разбила, – вдруг сказал Валера неожиданно для себя самого. Не то чтобы ему было жаль племянницу, просто очень не хотелось очередного семейного скандала на ночь глядя, да и все-таки совесть покусывала за давешние жестокие слова.

На Валеру все посмотрели, даже Маринка подняла голову от тарелки.

– Запнулась о край ковра, схватилась за елку и уронила ее, – добавил он. – Я сам видел. Несколько игрушек разбились. Она не специально. Ей было лень убирать осколки, мы из-за этого немного поругались, и я сам все убрал…

Ложь получилась вполне правдоподобной.

– Если случайно – то ладно, – сказала мать. – Мама моя… Бабушка… говорила, что если нарочно разбить, особенно под Новый год, то вроде как… что-то плохое случится. А если случайно разбить – то, наоборот, к счастью.

– А откуда вообще эти игрушки? – спросил Валера.

– Бабушка из Ленинграда привезла.

– Ей от родителей достались?

– Кто-то их ей подарил. Во время блокады, – мать помолчала. – Бабушка никогда не рассказывала в подробностях. Она вообще не любила блокаду вспоминать. Она тогда совсем еще девочкой была, возраста Марины. Тяжело ей пришлось.

Маринка смотрела исподлобья, помешивая давно остывшую кашу. Валера исподтишка показал ей кулак.

– А… что плохого может случиться? – как можно небрежнее поинтересовался он и подумал об открытках. Не мог не подумать – эту мысль будто кто-то втолкнул в его сознание, как леденящий ком снега за шиворот.

– Да не воспринимай ты так серьезно, – вмешался отец, – бабушка очень суеверная была.

– Ну, мне просто любопытно, – Валера растянул губы в улыбке. – Я же сам ни о чем ее не расспрашивал, мелкий был. А вырос – захотелось больше узнать про бабушку, а ее уже нет.

– Да не знаю я, чего плохого, – с явной неохотой ответила мать. – Она не рассказывала. Просто просила каждый Новый год вешать на елку все старые игрушки и беречь их.

На следующий день Валера, зайдя в подъезд, прежде всего поднялся на площадку с почтовыми ящиками, чтобы убедиться: новой открытки нет. Ее не было ни на полу, ни на радиаторе отопления, куда обычно почтальоны складывали письма для хозяев «развандаленных» ящиков. Не было открытки и под дверью квартиры.

Почти успокоившись, Валера зашел в квартиру. Везде горел свет. В коридоре, на кухне, в гостиной, в дальних комнатах, даже в ванной и туалете. За кухонным окном серел легкий сумрак густого снегопада, но на улице все же было еще слишком светло для такой иллюминации.