Сергей Королев - Черный Новый год [сборник litres]

– Какая же ты бесполезная тупая уродина. Один вред от тебя! Зачем ты живешь-то вообще? Лучше бы никогда не родилась! Как будто без тебя в мире дерьма мало!

Сказал, взял совок и веник и пошел убирать оставшиеся осколки. Старыми игрушками родители, особенно мать, очень дорожили: должно быть, для нее эти стекляшки были памятью о ее матери – о бабушке, которая, как Валере помнилось, прямо-таки тряслась над этим барахлом, – и Валера понадеялся, что, если он тщательно подметет под елкой, пропажу стеклянного лимона, возможно, не заметят. И еще подумал: да, пора ему съезжать из родительского гнезда – теснотища, злополучное соседство с племянницей, частые скандалы – здешний быт жал уже нестерпимо, как обувь, из которой давно вырос.

И тут в комнату вошла Маринка. Что-то в ее неуклюжей фигуре было такое, от чего Валера, подметавший под елкой, мгновенно выпрямился. Маринка шагнула вперед, ее напряженные руки со сжатыми кулаками были выпрямлены вдоль тела и чуть приподняты, будто она с трудом несла два невидимых тяжелых ведра, до краев наполненных обидой и яростью.

– Я случайно, случайно!!! – пронзительно закричала она, вперившись в Валеру немигающим взглядом – глаза блестели, и светлые радужки были будто из стеклянного крошева. – Я случайно разбила эту дурацкую игрушку! Хотела ее на планшет сфоткать, задела, а она вдребезги! Конечно, мне никто не поверит! А я просто задела! Случайно! – Она шагнула еще и вдруг обеими руками дернула на себя пару старых елочных украшений – так резко, что елка чуть не упала, а стеклянные игрушки слетели с оставшихся на ветках креплений. Каждая игрушка грянулась на пол и разорвалась у ног Валеры с глухим хлопком, будто маленькая бомба.

– Вот тебе! Получай! Сам урод! – Маринка с размаху швырнула на пол еще две стеклянные игрушки. И еще две. Валера замахнулся на нее, и Маринка убежала на кухню.

– Дура! – растерянно крикнул Валера ей вслед. – Истеричка.

До прихода родителей он успел убрать все осколки, даже самые мелкие: их пришлось нудно выковыривать из ворса ковра. Спрятал битое стекло на самое дно мусорного ведра, под пластиковые упаковки. А еще снял с веток и выбросил металлические усики – крепления разбитых игрушек – и перевесил прочие украшения на елке так, чтобы пропажа семи старинных игрушек не бросалась в глаза. Родители, кажется, ничего не заметили.

Первая открытка очутилась в почтовом ящике уже на следующий день. Ее обнаружил отец, позже всех вернувшийся домой с работы.

– Ну и мороз на улице! Как в старые добрые времена, пока климат еще не испортили, – отец гулко прокашлялся в кулак и потопал ногами, как всегда, получив от матери замечание, что снег с ботинок надо стряхивать хотя бы в подъезде, а не в прихожей. – Гляньте-ка, привет из прошлого! Не думал, что кто-то еще открытки пишет. Тань, твоя, что ли, родня ленинградская прислала?

И пока мать напоминала, что из тамошней родни у нее давно никого в живых нет, пока сестра снисходительно объясняла, что открытки сейчас вовсю рассылают те, кто увлекается посткроссингом и скрапбукингом («Чего-чего, а по-русски можно?» – переспрашивал отец), Валера с грустью подумал, что его родители ведь уже пенсионеры. Отец до сих пор говорил иногда по старой привычке «Ленинград» вместо «Петербург» и верил в какие-то мракобесные теории заговора и глобальное потепление. Мать все никак не хотела покупать микроволновку, опасаясь «вредного излучения». Хотя в целом они неплохо освоились в современности: во время ужина каждый смотрел в свой смартфон, хотя еще пару лет назад они ругали Валеру или сестру, если те утыкались за столом в мобильник.

– Тыща девятьсот сорок один, – прочитал отец на лицевой стороне карточки. – Открытка-то старая!

– Это репринт, – пояснила Лена. – Советская эстетика сейчас в моде.

– А почему сорок первый, а не сорок пятый? Ну-ка, что нам пишут… – отец перевернул открытку. – Ничего не пойму, глупость какая-то… Идиотские шутки. Найти бы шутника и руки ему пообрывать! Тань, выброси ты это, – он протянул открытку матери: кухня выходила прямиком в прихожую, почти к самой входной двери.

Мать глянула на открытку, переменилась в лице и поскорее бросила карточку в мусорное ведро.

– Что там? – спросил Валера.

– Ничего, ешь, просто балуется кто-то.

Открытку Валера выудил из мусорного ведра поздно вечером, когда все домашние ушли спать. Это и впрямь был репринт с советской открытки, на редкость качественный, даже бумага была матовой, серо-коричневого оттенка, и выглядела очень старой, под стать дате на лицевой стороне. «1941». Желтые цифры красовались наверху нарисованного многоэтажного здания, новостройки, украшенной красными флагами. Здание частично заслоняла пышная ель с огнями на ветвях и звездой на макушке. На переднем плане белозубо улыбались люди – два парня и одна девушка. Яркая, позитивная открытка. Только от даты веяло холодком, который Валера на миг ощутил всем телом, особенно босыми ногами – или просто-напросто на кухне забыли закрыть окно, и в щель фрамуги задувал морозный ветер.

Валера перевернул открытку и с усилием вчитался в острый частокол почерка. Бледные, будто выцветшие чернила. Слова наползали друг на друга, как кишащие насекомые.

« Горестно „поздравляем“ с наступающим проклятым годом, желаем умереть медленно и в муках, от голода, холода, обморожений, цинги, тифа… »

– Действительно, руки бы оторвать, – пробормотал Валера. – Дебилы.

Он повертел открытку в руках – слишком дорого она выглядела для такого злобного и бездарного розыгрыша. Вернее, слишком… аутентично. В точности как настоящая открытка той эпохи. И ведь не жаль кому-то было переводить добро на такую ерунду. Валера еще раз всмотрелся в изображение и вдруг понял, что дом на заднем плане – вовсе не новостройка с еще не вставленными рамами, а здание, разрушенное взрывом, с трещинами на стенах и вылетевшими окнами. И улыбчивая троица перед домом – у них у всех глаза совершенно белые, без зрачков. Мертвые такие бельма. Хотя у мертвецов ведь зрачки видны?.. И если еще приглядеться, становилось понятно, что у девушки вовсе не тень от волос сбоку на лице, а висок пробит, и у товарища ее с темно-красным шарфом в глубоком вырезе пальто – вовсе не шарф, а развороченная грудная клетка…

Валера швырнул открытку обратно в мусорное ведро. После нее захотелось вымыть руки, и он долго перекатывал в ладонях брусок хозяйственного мыла.

Назавтра новую открытку из почтового ящика достала сестра.

– Валера! – крикнула она уже с порога. – Это твои приятели так прикалываются? Или как там у вас это сейчас называется? Рофлить? Троллить?

Еще не успев выйти из своей комнаты, Валера уже понял, о чем речь. Мысль о вчерашней открытке с мертвецами на фоне разрушенного дома и новогодним пожеланием «умереть медленно и в муках» то и дело проходила по сознанию зябким сквозняком. Хотя, казалось бы, чего такого – мало ли сумасшедших или просто придурков, каких-нибудь почтовых пранкеров…